Маша Высоцкая

Доброе утро… день…. Вечер…. В общем, не важно…. Меня зовут…. А хотя разве это имеет какое-то значение? И думаю, возраст мой тоже никакой особой важности не имеет… Я учусь в школе, успеваемость хорошая.… Но в последнее время я начала осознавать одну вещь, а именно, я начала понимать то, что я – мизантроп, да ещё какой. Я ненавижу людей еще не настолько, чтобы начать понемногу убивать самых отвратительных из них, но уже достаточно сильно, чтобы приступы мизантропии иногда отравляли мне жизнь. Деградирующая порода животных. Бессердечная раса! Едва я ненадолго отрываюсь от этой мысли, как снова натыкаюсь на их гнусные физиономии. (А когда подхожу к зеркалу, вижу почти такую же гнусную физиономию.) Я всё время натыкаюсь на них (людей) - на улице, на лестнице, в школе и т.д.. - когда я спешу жить, а они ползают по этой несчастной планете, оставляя за собою омерзительный след из плевков, окурков и шелухи от семечек. Моя неприязнь к ним всякий раз разгорается, когда я вижу очередную порцию грязи в кабине лифта своего подъезда. Или когда я не успеваю вовремя выключить звук в телевизоре, и меня задевает словесный поток их рекламы. Все они умирают от гепатита, туберкулеза, сердечных приступов, почечной недостаточности и так далее, Веня в этом медицину и врачей, но им даже в голову не приходит мысль о том, что они сами виноваты в том, что умерли. С тех пор, как я созрел для ясного мышления, я стал относиться к ним как к вырожденцам, обреченным на вымирание, и не более того. Лишь очень немногие из них могут быть приятны мне своим видом и поведением. Я не злобен - я саркастичен. Злобствовать - значит вредить своему здоровью, а его у меня не так уж много. Я отношусь к ним как к тараканам: скорее с раздражением, чем с ненавистью. Ненавидеть можно примерно равных, а я с ними никак не ровня: и я им чужд, и они мне отвратительны. Я говорю, а они не понимают. Я строю, а они ломают. Так было всегда -начиная с моих первых сооружений из песка или кубиков. Их развелось слишком много, и они сильно мешаете жить другим существам. Они - раковая опухоль биосферы. У меня развилась огромная потребность в ненависти, но чтобы удовлетворять ее, мне не требуется почти никаких усилий: всегда бывает достаточно провести раз взглядом вокруг себя, чтобы на глаза попались какая-нибудь тупая, наглая или уродливая образина Мне отнюдь не повезло с внешностью, так что нередко даже противно смотреть в зеркало, но бывают дни, когда на улице каждая вторая встречная физиономия еще страшнее моей. Тупые, свирепые, алчные, хамские личины - прыщавые, обветренные, испитые, побитые, болезненные, деформированные нервным оскалом, не озаренные ни одним возвышенным чувством, ни одной светлой мыслью. За такими уродливыми чертами никак не может скрываться ни мягкий характер, ни вышесредний интеллект. Человеческие уроды смотрятся особенно отвратительно на рынке в мясном ряду - когда они пожирают глазами плоть растерзанных ими животных. Чем длиннее бывает полоса моих неудач, тем больше я ненавижу тех, кто к этому причастны. Я - сжатая пружина, я -- перегороженный поток. Я терплю, но мое терпение может иссякнуть раньше, чем закончится моя жизнь. Для ненависти всегда находится повод. Редкий день я проживаю без приступа этого чувства - к соседям, к попутчикам в автобусе, к главе государства, к одноклассникам и т. п. Я ненавижу многих, но каждого за свое. Можно было бы ненавидеть всех подряд без уточнения причины, но я страдаю склонностью к справедливости. Я ненавижу их общество и живу с ними лишь потому, что мне некуда от них сбежать: их расплодилось слишком много, и они заполнили все более-менее сносные места на планете. Их кумиры убоги, их традиции абсурдны, их города уродливы, их разговоры невыносимо глупы. Они носятся с разными выродками и топчут лучших людей, случайно появляющихся среди них. В каждой их конторе - куча напыщенных дураков, уверенных, что уж они-то знают истину. И лишь я в них сомневаюсь и в этом, и в том, и в себе самом. Если бы я лепетал тот же вздор, что и они, то легко бы прибился к какой-нибудь шайке политических прохиндеев и - как знать..