Рецензия на роман Стивена Кинга "Возрождение"
«Возрождение» — роман, написанный в традициях «позднего» Кинга, содержащий, при всём этом отсылки к произведениям жанра ужаса, начиная от современных авторов, заканчивая сказками. Разумеется, не все отсылки следует оценивать как осознанные, ввиду того, что многие параллели могут напрашиваться благодаря тривиальности сюжета, но всё же нельзя не отметить, что общая фабула произведения напоминает рассказ «Герберт Уэст — реаниматор» Говарда Лавкрафта, ну а кульминационная сцена есть ничто иное, как очередная реинкарнация эпизода оживления из старой экранизации романа Мэри Шелли «Франкенштейн, или Современный Прометей». Искать соответствия можно до бесконечности, но лучше ограничиться оговоркой, что их с избытком.
По неясным причинам многие читатели этого произведения характеризуют его как глубоко религиозное, едва ли не философское произведение, что странно, ведь Кинг никогда не отличался эрудицией в данной области знаний. Все его попытки исследовать вопрос веры и различных конфессий ограничиваются стократным повторением банальностей, как это реализовано в «Безнадёге», либо попыткой разработать вероучение, на проверку оказывающегося упрощённой аллюзией на христианство, вроде культа Иисуса-человека в «Тёмной башне». Исключение составляет разве что мировоззрение, звучащее как «на всё воля Ка», по сути являющееся иносказанием фразы «что будет, то будет».
Так вот, никаких фундаментальных религиозных вопросов «Возрождение» не рассматривает. Данная линия представлена очень скудно: рассказчик сообщает, что преподобный Джейкобс провёл какую-то «жуткую проповедь»; читатель заинтригован; но по факту в речи Чарльза не звучит ничего страшного. Он просто повествует об убийствах, жертвах религиозных войн, страдающих людях, причём считает, что это весьма убедительный аргумент в противопоставление слепой вере — и тут напрашивается вопрос: неужели американский священник не имеет достаточно знаний, чтобы рассеивать подобные заблуждения? К примеру, в России, любой православный поп с самой семинарии подкован в подобных вопросах и на зубок знает отточенные временем и опытом ответы, дабы часами вести полемику. А преподобный Джейкобс первый день в церкви? Очевидно да, ведь дальше он признаётся: «Елки-палки, друзья, я и не подозревал, что их так много! Целая Башня догматов! Католики, епископалы, методисты, баптисты — общие и частные, англикане, лютеране, пресвитериане, унитарии, свидетели Иеговы, адвентисты Седьмого дня, квакеры, шейкеры, православные, древне-православные, силомиты — не стоит их забывать — и еще полсотни других» — потрясающе, священник не разбирающийся даже в разновидностях христианских ветвей, в то время, как ему кроме того полагается иметь представления о школах и течениях ислама, индуизма, буддизма, чтобы вести межрелигиозные беседы. Таким образом, священник вырисовывается неубедительный: скорее прохожий с улицы или сварщик Данилыч — перед читателем кто угодно, но точно не христианский проповедник.
Итак, церковный невежа сетует на то, что верующим не воздалось, забывая о преданиях, о святых, которым таки воздавалось. Он странным образом не помнит о христианских догматах, призывающих к смирению и прочему, а так же заявляет, что существование различных конфессий низводит к нулю всю религиозную деятельность человечества. Проповедник будто никогда не слышал о плюралистическом подходе — а ведь ему по должности следует знать такие нюансы религиозных взглядов верующих.
Но что же в этой пламенной тираде жуткого? Да ничего. Он не зарезал на аналое кролика, не вознёс молитву сатане, даже не пнул младенца: просто начал проповедь с нагнетания, перечисляя трудности людей на текущий момент времени. Священники часто заводят речи таким образом, формулируя их по структуре «проблема — решение», но даже до того, как радикальность взглядов проповедника становится очевидна, в церкви уже во всю поднимается ропот. Преподобный Джейкобс ещё не произнёс ничего кроме вступительной информации, а помещение уже покидают ранимыми американские граждане. Они плачут! На полном серьёзе, эти ежедневно встречающиеся банальности атеистического мировоззрения заставляют рыдать прихожан! Да что с ними не так? Что за заячий трепет перед патриотизмом и религиозной слепотой? В этой сцене драма раздута из ничего, что является первым тревожным звонком «Возрождения».
Но религию в сторону, ведь далее в романе ей не будет уделено никакого внимания. Банальности, сказанные преподобным, лишают веры главного героя, Джейми. Неужели он до этого момента не знал и никогда не слышал, что люди страдают, а руки, поднятые к небу за подарком, не наполняются щедрыми дарами? Возникает лишь один вопрос, в каком вакууме живут все эти люди, если они настолько слабые, ведомые и беспомощные? Сказали «верь» — верит, сказали «не верь» — не верит. И всё: нет никаких духовных метаний, поиска истины — данная линия романа обрывается в зачатке. Где же та анонсированная религиозно-философская жила? А нет её.
Теперь о художественных характеристиках романа. Язык сух: образности нет, основной упор — на диалоги.
Герои, к сожалению, внимания не заслуживают. Это стандартный «Кинговский набор»: усреднённый во всех отношениях герой, мучимый демонами зависимости (на сей раз — снова наркотики), друг, заинтересованный в проблемах героя более чем в своих, ну и бравая боевая подруга — трио, начавшее своё формирование ещё со времён «Жребия», откуда персонажи перекочевали в половину произведений автора. Увы, придумывать действительно ярких протагонистов Кингу удаётся крайне редко. Ну не выходят из-под пера Кинга сопоставимые Шерлоку Холмсу и Графу Монте-Кристо персонажи. Удачные исключения: Кэрри, Чарли Декер, Бартон Джордж Доус, Долорес Клейборн ну и, разумеется, Роланд.
Самым сильным образом в «Возрождении» является упомянутый выше проповедник — потрясающим не назовёшь, но следить за его действиями интересно… интересно было бы, если бы роман повествовал о них. Но эта возможность безвозвратно упущена Кингом: вместо увлекательной истории о странствующем экспериментаторе-целителе, читателю предоставляется выдержка событий и подробности быта из жизни Джейми — и здесь автор уже не щадит бумагу, превращая повествование в смесь мотивов романов «Страна радости» и «Доктор Сон» — из последнего взят сюжет «падения» героя на самое дно.
Изредка Кинг подогревает интерес, скупыми вкраплениями, вставляя в эту историю кусочки той самой, ради которой и был приобретён роман, но это не окупает переизбытка бытовщины и семейных перипетий главного героя, к середине превращающих роман в унылую тягомотину.
На протяжении сюжета на себя обращает внимание «музыкальный» мотив — вот здесь Кинг оказывается в своей нише и, в отличие от религиозной тематики, уже не допускает ошибок, скрупулёзно сообщая читателю какие аккорды необходимы для исполнения той или иной песни — и это не плохо. Вопрос лишь в том, зачем это всё нужно в «Возрождении»?
Наконец, сюжет вновь возвращается к тому, из чего вышел, и среди финальных эпизодов особенно хочется отметить встречу Джейми и Астрид — получилось эмоционально, на фоне общего, довольно слабого психологизма произведения.
Последние страницы подытоживают разбросанные по роману намёки к единому выводу — некой теории, о тайном электричестве. Не смотря на то, что идея описана поверхностно, ей легко можно найти параллель. Например, в теософии Натальи Петровны Блаватской. В «Разоблачённой Изиде» она схожими эпитетами, но с несопоставимо большими подробностями описывает «природный магнетизм», влияющий на объекты и явления нашего мира. Вряд ли Кинг читал «Изиду», ведь если бы это было так, его теория приобрела бы рельеф, выразительность и железобетонный первоисточник. Жаль, что этого не случилось. Кроме того, «тайное электричество» по функциям походит на описанную в течениях индуизма и буддизма прану. Работа с этими материалами могла бы внести большую завершённость в космологию «Возрождения», но увы…
Увы, Кинг предпочёл не заморачиваться в объяснениях и приплёл в свою историю «Мистерии червя» — вымышленную книгу, неоднократно упоминаемую в произведениях Лавкрафта. Никакого сюжетного влияния эта параллель не оказывает, но всё больше делает «Возрождение» фанфиком на классика жанра, нежели самостоятельным произведением.
К концу роман набирает динамику и погружается в мистику — нельзя сказать, что такой финал столь же контрастен, как финалы «Страны радости» или «Дьюма-Ки» — в контексте происходящего он смотрится не плохо и хоть как-то разбавляет скуку, навеянную серединой романа. И всё же вышло слишком наляписто: нагромождение мотивов, особенно из творчества Лавкрафта, явно лишнее. Древние «Возрождению» совершенно не нужны, тем более, что они нарушают космологию «Тёмной башни», где существовала иная точка зрения на процесс умирания. Хотя, кто знает, быть может, Кингу удастся уравновесить две противоположные картины в будущих произведениях — это возможно, но, исходя из тенденций в его творчестве, сомнительно.
Одним из завещающих образов является роль человека в круговороте мироздания. Здесь Кинг снова банален: люди у него, как всегда, насекомые. Подобное встречалось в «Под Куполом», так же можно припомнить «Стрелка», где мир — травинка. Это, разумеется, тенденция — мировоззрение, если угодно, но до жути клишированное, несвежее до крайней степени затхлости, а в совокупности с Лавкрафтовским: «ужасы, которые знать человеку нельзя», вовсе неудобоваримо.
Подводя итоги, следует сказать, что «Возрождение», роман, хоть и предсказуемый, но имеющий в творчестве Кинга не последнее значение. По форме и содержанию он продолжает эксплуатировать старые мотивы и героев автора, но попытка (пока только попытка) препарировать реальность похвальна, так как Кинг на такие эксперименты решается с неохотой. И данный шаг следует расценивать, как намерение автора писать глубже и интересней. К огромному сожалению, Кингу не хватает осведомлённости о религиозных традициях помимо известного ему в самой примитивной форме христианства. Так же приходится отметить, что эту информационную пропасть автор не стремится преодолеть. Ощущается, что писатель впервые за долгое время пытается нащупать нечто новое в своей жанровой нише, но пока движется в неверную сторону.
В «Возрождении» имеются зачатки глубины, но это не выход, и даже не дорога к нему, а лишь указатель в нужное направление. В этой связи вспоминаются удачные опыты Кинга вроде «Лангольеров», «Короткой дороги Мисс Тодд», «УРа» — автор стремиться преодолеть предел реального мира, но не сможет сделать это убедительно, пока сам для себя не найдёт убедительные ответы на вопросы: 1) при помощи чего этого сделать? 2) куда выбираться? Но пока эксплуатируются чужие литературные идеи, а новые остаются в эмбриональном состоянии, как это реализовано в «Возрождении», приходится признать эксперимент неудачным.
