#отнашихподписчиков
Иллюстрации Екатерины Кириченко по мотивам рассказов и повести М. Пришвина. Техника - бумага, темпера.
Другие записи сообщества
Иван Бунин
Листопад
Лес, точно терем расписной,
Лиловый, золотой, багряный,
Весёлой, пёстрою стеной
Стоит над светлою поляной.
Берёзы жёлтою резьбой
Блестят в лазури голубой,
Как вышки, ёлочки темнеют,
А между клёнами синеют
То там, то здесь в листве сквозной
Просветы в небо, что оконца.
Лес пахнет дубом и сосной,
За лето высох он от солнца,
И Осень тихою вдовой
Вступает в пёстрый терем свой.
Сегодня на пустой поляне,
Среди широкого двора,
Воздушной паутины ткани
Блестят, как сеть из серебра.
Сегодня целый день играет
В дворе последний мотылёк
И, точно белый лепесток,
На паутине замирает,
Пригретый солнечным теплом;
Сегодня так светло кругом,
Такое мёртвое молчанье
В лесу и в синей вышине,
Что можно в этой тишине
Расслышать листика шуршанье.
Лес, точно терем расписной,
Лиловый, золотой, багряный,
Стоит над солнечной поляной,
Заворожённый тишиной;
Заквохчет дрозд, перелетая
Среди подседа, где густая
Листва янтарный отблеск льёт;
Играя, в небе промелькнёт
Скворцов рассыпанная стая —
И снова всё кругом замрёт.
Последние мгновенья счастья!
Уж знает Осень, что такой
Глубокий и немой покой —
Предвестник долгого ненастья.
Глубоко, странно лес молчал
И на заре, когда с заката
Пурпурный блеск огня и злата
Пожаром терем освещал.
Потом угрюмо в нём стемнело.
Луна восходит, а в лесу
Ложатся тени на росу…
Вот стало холодно и бело
Среди полян, среди сквозной
Осенней чащи помертвелой,
И жутко Осени одной
В пустынной тишине ночной.
Теперь уж тишина другая:
Прислушайся — она растёт,
А с нею, бледностью пугая,
И месяц медленно встаёт.
Все тени сделал он короче,
Прозрачный дым навёл на лес
И вот уж смотрит прямо в очи
С туманной высоты небес.
О, мёртвый сон осенней ночи!
О, жуткий час ночных чудес!
В сребристом и сыром тумане
Светло и пусто на поляне;
Лес, белым светом залитой,
Своей застывшей красотой
Как будто смерть себе пророчит;
Сова и та молчит: сидит
Да тупо из ветвей глядит,
Порою дико захохочет,
Сорвётся с шумом с высоты,
Взмахнувши мягкими крылами,
И снова сядет на кусты
И смотрит круглыми глазами,
Водя ушастой головой
По сторонам, как в изумленье;
А лес стоит в оцепененье,
Наполнен бледной, лёгкой мглой
И листьев сыростью гнилой…
Не жди: наутро не проглянет
На небе солнце. Дождь и мгла
Холодным дымом лес туманят, —
Недаром эта ночь прошла!
Но Осень затаит глубоко
Всё, что она пережила
В немую ночь, и одиноко
Запрётся в тереме своём:
Пусть бор бушует под дождём,
Пусть мрачны и ненастны ночи
И на поляне волчьи очи
Зелёным светятся огнём!
Лес, точно терем без призора,
Весь потемнел и полинял,
Сентябрь, кружась по чащам бора,
С него местами крышу снял
И вход сырой листвой усыпал;
А там зазимок ночью выпал
И таять стал, всё умертвив…
Трубят рога в полях далёких,
Звенит их медный перелив,
Как грустный вопль, среди широких
Ненастных и туманных нив.
Сквозь шум деревьев, за долиной,
Теряясь в глубине лесов,
Угрюмо воет рог туриный,
Скликая на добычу псов,
И звучный гам их голосов
Разносит бури шум пустынный.
Льёт дождь, холодный, точно лёд,
Кружатся листья по полянам,
И гуси длинным караваном
Над лесом держат перелёт.
Но дни идут. И вот уж дымы
Встают столбами на заре,
Леса багряны, недвижимы,
Земля в морозном серебре,
И в горностаевом шугае,
Умывши бледное лицо,
Последний день в лесу встречая,
Выходит Осень на крыльцо.
Двор пуст и холоден. В ворота,
Среди двух высохших осин,
Видна ей синева долин
И ширь пустынного болота,
Дорога на далёкий юг:
Туда от зимних бурь и вьюг,
От зимней стужи и метели
Давно уж птицы улетели;
Туда и Осень поутру
Свой одинокий путь направит
И навсегда в пустом бору
Раскрытый терем свой оставит.
Прости же, лес! Прости, прощай,
День будет ласковый, хороший,
И скоро мягкою порошей
Засеребрится мёртвый край.
Как будут странны в этот белый,
Пустынный и холодный день
И бор, и терем опустелый,
И крыши тихих деревень,
И небеса, и без границы
В них уходящие поля!
Как будут рады соболя,
И горностаи, и куницы,
Резвясь и греясь на бегу
В сугробах мягких на лугу!
А там, как буйный пляс шамана,
Ворвутся в голую тайгу
Ветры из тундры, с океана,
Гудя в крутящемся снегу
И завывая в поле зверем.
Они разрушат старый терем,
Оставят колья и потом
На этом остове пустом
Повесят инеи сквозные,
И будут в небе голубом
Сиять чертоги ледяные
И хрусталём и серебром.
А в ночь, меж белых их разводов,
Взойдут огни небесных сводов,
Заблещет звёздный щит Стожар —
В тот час, когда среди молчанья
Морозный светится пожар,
Расцвет Полярного Сиянья.
1900
(художник Игорь Прищепа)
#ИванБунин#ПоЧИТАТЕЛИкниг
Листопад
Лес, точно терем расписной,
Лиловый, золотой, багряный,
Весёлой, пёстрою стеной
Стоит над светлою поляной.
Берёзы жёлтою резьбой
Блестят в лазури голубой,
Как вышки, ёлочки темнеют,
А между клёнами синеют
То там, то здесь в листве сквозной
Просветы в небо, что оконца.
Лес пахнет дубом и сосной,
За лето высох он от солнца,
И Осень тихою вдовой
Вступает в пёстрый терем свой.
Сегодня на пустой поляне,
Среди широкого двора,
Воздушной паутины ткани
Блестят, как сеть из серебра.
Сегодня целый день играет
В дворе последний мотылёк
И, точно белый лепесток,
На паутине замирает,
Пригретый солнечным теплом;
Сегодня так светло кругом,
Такое мёртвое молчанье
В лесу и в синей вышине,
Что можно в этой тишине
Расслышать листика шуршанье.
Лес, точно терем расписной,
Лиловый, золотой, багряный,
Стоит над солнечной поляной,
Заворожённый тишиной;
Заквохчет дрозд, перелетая
Среди подседа, где густая
Листва янтарный отблеск льёт;
Играя, в небе промелькнёт
Скворцов рассыпанная стая —
И снова всё кругом замрёт.
Последние мгновенья счастья!
Уж знает Осень, что такой
Глубокий и немой покой —
Предвестник долгого ненастья.
Глубоко, странно лес молчал
И на заре, когда с заката
Пурпурный блеск огня и злата
Пожаром терем освещал.
Потом угрюмо в нём стемнело.
Луна восходит, а в лесу
Ложатся тени на росу…
Вот стало холодно и бело
Среди полян, среди сквозной
Осенней чащи помертвелой,
И жутко Осени одной
В пустынной тишине ночной.
Теперь уж тишина другая:
Прислушайся — она растёт,
А с нею, бледностью пугая,
И месяц медленно встаёт.
Все тени сделал он короче,
Прозрачный дым навёл на лес
И вот уж смотрит прямо в очи
С туманной высоты небес.
О, мёртвый сон осенней ночи!
О, жуткий час ночных чудес!
В сребристом и сыром тумане
Светло и пусто на поляне;
Лес, белым светом залитой,
Своей застывшей красотой
Как будто смерть себе пророчит;
Сова и та молчит: сидит
Да тупо из ветвей глядит,
Порою дико захохочет,
Сорвётся с шумом с высоты,
Взмахнувши мягкими крылами,
И снова сядет на кусты
И смотрит круглыми глазами,
Водя ушастой головой
По сторонам, как в изумленье;
А лес стоит в оцепененье,
Наполнен бледной, лёгкой мглой
И листьев сыростью гнилой…
Не жди: наутро не проглянет
На небе солнце. Дождь и мгла
Холодным дымом лес туманят, —
Недаром эта ночь прошла!
Но Осень затаит глубоко
Всё, что она пережила
В немую ночь, и одиноко
Запрётся в тереме своём:
Пусть бор бушует под дождём,
Пусть мрачны и ненастны ночи
И на поляне волчьи очи
Зелёным светятся огнём!
Лес, точно терем без призора,
Весь потемнел и полинял,
Сентябрь, кружась по чащам бора,
С него местами крышу снял
И вход сырой листвой усыпал;
А там зазимок ночью выпал
И таять стал, всё умертвив…
Трубят рога в полях далёких,
Звенит их медный перелив,
Как грустный вопль, среди широких
Ненастных и туманных нив.
Сквозь шум деревьев, за долиной,
Теряясь в глубине лесов,
Угрюмо воет рог туриный,
Скликая на добычу псов,
И звучный гам их голосов
Разносит бури шум пустынный.
Льёт дождь, холодный, точно лёд,
Кружатся листья по полянам,
И гуси длинным караваном
Над лесом держат перелёт.
Но дни идут. И вот уж дымы
Встают столбами на заре,
Леса багряны, недвижимы,
Земля в морозном серебре,
И в горностаевом шугае,
Умывши бледное лицо,
Последний день в лесу встречая,
Выходит Осень на крыльцо.
Двор пуст и холоден. В ворота,
Среди двух высохших осин,
Видна ей синева долин
И ширь пустынного болота,
Дорога на далёкий юг:
Туда от зимних бурь и вьюг,
От зимней стужи и метели
Давно уж птицы улетели;
Туда и Осень поутру
Свой одинокий путь направит
И навсегда в пустом бору
Раскрытый терем свой оставит.
Прости же, лес! Прости, прощай,
День будет ласковый, хороший,
И скоро мягкою порошей
Засеребрится мёртвый край.
Как будут странны в этот белый,
Пустынный и холодный день
И бор, и терем опустелый,
И крыши тихих деревень,
И небеса, и без границы
В них уходящие поля!
Как будут рады соболя,
И горностаи, и куницы,
Резвясь и греясь на бегу
В сугробах мягких на лугу!
А там, как буйный пляс шамана,
Ворвутся в голую тайгу
Ветры из тундры, с океана,
Гудя в крутящемся снегу
И завывая в поле зверем.
Они разрушат старый терем,
Оставят колья и потом
На этом остове пустом
Повесят инеи сквозные,
И будут в небе голубом
Сиять чертоги ледяные
И хрусталём и серебром.
А в ночь, меж белых их разводов,
Взойдут огни небесных сводов,
Заблещет звёздный щит Стожар —
В тот час, когда среди молчанья
Морозный светится пожар,
Расцвет Полярного Сиянья.
1900
(художник Игорь Прищепа)
#ИванБунин#ПоЧИТАТЕЛИкниг
Мне нравится
Юрий Левитанский
Дождь
Смотрите, что делает дождь!
А как настороженны липы!
Вот тут вы как раз и вошли бы,
пока не окончился дождь.
Пока не случилась беда,
вошли бы в мерцании капель.
Я камень лежачий,
я камень,
заброшенный кем-то сюда.
Вам так меня тронуть легко!
И вы меня стронуть могли бы.
Смотрите, как жертвенны липы,
как дышится в ливень легко!
Я все вам потом возмещу.
Однажды зимой, при морозе,
я все опишу это в прозе
и всю ее вам посвящу.
И я назову ее так:
«Записки лежачего камня».
А может быть —
«Исповедь камня».
А может быть, даже не так.
И я назову ее «Дождь».
И станет названье прологом.
И станет великим пророком
мне вас напророчивший дождь.
Все это я вам подарю,
чтоб так же и вас поднимало.
И я понимаю, как мало
я, в сущности, вам подарю.
1963
(художник Игорь Разживин)
#ЮрийЛевитанский#ПоЧИТАТЕЛИкниг
Дождь
Смотрите, что делает дождь!
А как настороженны липы!
Вот тут вы как раз и вошли бы,
пока не окончился дождь.
Пока не случилась беда,
вошли бы в мерцании капель.
Я камень лежачий,
я камень,
заброшенный кем-то сюда.
Вам так меня тронуть легко!
И вы меня стронуть могли бы.
Смотрите, как жертвенны липы,
как дышится в ливень легко!
Я все вам потом возмещу.
Однажды зимой, при морозе,
я все опишу это в прозе
и всю ее вам посвящу.
И я назову ее так:
«Записки лежачего камня».
А может быть —
«Исповедь камня».
А может быть, даже не так.
И я назову ее «Дождь».
И станет названье прологом.
И станет великим пророком
мне вас напророчивший дождь.
Все это я вам подарю,
чтоб так же и вас поднимало.
И я понимаю, как мало
я, в сущности, вам подарю.
1963
(художник Игорь Разживин)
#ЮрийЛевитанский#ПоЧИТАТЕЛИкниг
Мне нравится
22 сентября в Северном полушарии наступает астрономическая осень?✨?
«Ни весною, ни летом не выходит на небо Орион. Да ведь летом и без Ориона неплохо: тепло, на деревьях листья и цветы. Осенью, когда наступают долгие и тёмные ночи, наконец-то восходит Орион. Три звезды, наклонённые к земле, это – пояс Ориона, на котором и висит его меч. Четыре звезды по бокам - его руки и ноги. Орион – небесный охотник, и за ним идут по ночному своду два верных пса – Большой и Малый. А где-то внизу, под ногами охотника, спряталось маленькое созвездие – Заяц. Не знаю почему, но мне в моей жизни важнее всего Орион. Сколько в небе созвездий! И Большая Медведица, и Северный Крест, и Волосы Вероники, а я всё жду, когда же появится Орион. Нетрудно подождать два часа, если ждал целое лето. Вот пройдут два часа, погашу в комнате свет и увижу в окно, как горит и сияет над нами вечный небесный охотник – Орион.»
Юрий Коваль, «Орион»
(художник Олег Майоров)
#ЮрийКоваль#ПоЧИТАТЕЛИкниг
«Ни весною, ни летом не выходит на небо Орион. Да ведь летом и без Ориона неплохо: тепло, на деревьях листья и цветы. Осенью, когда наступают долгие и тёмные ночи, наконец-то восходит Орион. Три звезды, наклонённые к земле, это – пояс Ориона, на котором и висит его меч. Четыре звезды по бокам - его руки и ноги. Орион – небесный охотник, и за ним идут по ночному своду два верных пса – Большой и Малый. А где-то внизу, под ногами охотника, спряталось маленькое созвездие – Заяц. Не знаю почему, но мне в моей жизни важнее всего Орион. Сколько в небе созвездий! И Большая Медведица, и Северный Крест, и Волосы Вероники, а я всё жду, когда же появится Орион. Нетрудно подождать два часа, если ждал целое лето. Вот пройдут два часа, погашу в комнате свет и увижу в окно, как горит и сияет над нами вечный небесный охотник – Орион.»
Юрий Коваль, «Орион»
(художник Олег Майоров)
#ЮрийКоваль#ПоЧИТАТЕЛИкниг
Мне нравится
Геннадий Шпаликов
Влетел на свет осенний жук,
В стекло ударился, как птица,
Да здравствуют дома, где нас сегодня ждут,
Я счастлив собираться, торопиться.
Там на столе грибы и пироги,
Серебряные рюмки и настойки,
Ударит час, и трезвости враги
Придут сюда для дружеской попойки.
Редеет круг друзей, но — позови,
Давай поговорим как лицеисты
О Шиллере, о славе, о любви,
О женщинах — возвышенно и чисто.
Воспоминаний сомкнуты ряды,
Они стоят, готовые к атаке,
И вот уж Патриаршие пруды
Идут ко мне в осеннем полумраке.
О собеседник подневольный мой,
Я, как и ты, сегодня подневолен,
Ты невпопад кивай мне головой,
И я растроган буду и доволен.
(художник Светлана Бердник)
#ГеннадийШпаликов#ПоЧИТАТЕЛИкниг
Влетел на свет осенний жук,
В стекло ударился, как птица,
Да здравствуют дома, где нас сегодня ждут,
Я счастлив собираться, торопиться.
Там на столе грибы и пироги,
Серебряные рюмки и настойки,
Ударит час, и трезвости враги
Придут сюда для дружеской попойки.
Редеет круг друзей, но — позови,
Давай поговорим как лицеисты
О Шиллере, о славе, о любви,
О женщинах — возвышенно и чисто.
Воспоминаний сомкнуты ряды,
Они стоят, готовые к атаке,
И вот уж Патриаршие пруды
Идут ко мне в осеннем полумраке.
О собеседник подневольный мой,
Я, как и ты, сегодня подневолен,
Ты невпопад кивай мне головой,
И я растроган буду и доволен.
(художник Светлана Бердник)
#ГеннадийШпаликов#ПоЧИТАТЕЛИкниг
Мне нравится
Короткие рассказы об осени Михаила Пришвина
?Начало осени
Сегодня на рассвете одна пышная береза выступила из леса на поляну, как в кринолине, и другая, робкая, худенькая, роняла лист за листком на темную елку. Вслед за этим, пока рассветало больше и больше, разные деревья мне стали показываться по-разному. Это всегда бывает в начале осени, когда после пышного и общего всем лета начинается большая перемена и деревья все по-разному начинают переживать листопад.
Я оглянулся вокруг себя. Вот кочка, расчесанная лапками тетеревей. Раньше, бывало, непременно в ямке такой кочки находишь перышко тетерева или глухаря, и если оно рябое, то знаешь, что копалась самка, если черное - петух. Теперь в ямках расчесанных кочек лежат не перышки птиц, а опавшие желтые листики. А то вот старая-престарая сыроежка, огромная , как тарелка, вся красная, и края от старости завернулись вверх, и в блюде плавает желтый листик березы.
?Осинкам холодно
В солнечный день осенью на опушке елового леса собрались молодые разноцветные осинки, густо одна к другой, как будто им там, в еловом лесу, стало холодно и они вышли погреться на опушку, как у нас в деревнях люди выходят на солнышко и сидят на завалинках.
?Осенняя роска.
Заосеняло. Мухи стучат в потолок. Воробьи табунятся. Грачи – на убранных полях. Сороки семьями пасутся на дорогах. Роски холодные, серые. Иная росинка в пазухе листа весь день просверкает.
?Ветреный день
Этот свежий ветер умеет нежно разговаривать с охотником, как сами охотники часто болтают между собой от избытка радостных ожиданий. Можно говорить и можно молчать: разговор и молчанье легкие у охотника. Бывает, охотник оживленно что-то рассказывает, но вдруг мелькнуло что-нибудь в воздухе, охотник посмотрел туда и потом: «А о чем я рассказывал?» Не вспомнилось, и – ничего: можно что-нибудь другое начать. Так и ветер охотничий осенью постоянно шепчет о чем-то и, не досказав одно, переходит к другому; вот донеслось бормотанье молодого тетерева и перестало, кричат журавли.
?Роса.
С полей, с лугов, с вод поднялись туманы и растаяли в небесной лазури, но в лесу туманы застряли надолго. Солнце поднимается выше, лучи сквозь лесной туман проникают в глубину чащи, и на них там, в чаще, можно смотреть прямо.
Зеленые дорожки в лесу все будто курятся, туман везде поднимается, вода пузырьками садится на листья, на хвоинки елок, на паутинные сети, на телеграфную проволоку. И, по мере того как поднимается солнце и разогревается воздух, капли на телеграфной проволоке начинают сливаться одна с другой и редеть. Наверное, то же самое делается и на деревьях: там тоже сливаются капли.
И когда, наконец, солнце стало порядочно греть на телеграфной проволоке, большие радужные капли начали падать на землю. И то же самое в лесу хвойном и лиственном - не дождь пошел, а как будто пролились радостные слезы. В особенности трепетно-радостна была осина, когда упавшая сверху одна капля приводила в движенье чуткий лист, и так все ниже, все сильнее вся осина, в полном безветрии сверкая, дрожала от падающей капели.
В это время и некоторые высоконастороженные сети пауков пообсохли, и пауки стали подтягивать свои сигнальные нити. Застучал дятел по елке, заклевал дрозд на рябине.
?Листопад
Вот из густых елок вышел под березу заяц и остановился, увидя большую поляну. Не посмел прямо идти на ту сторону и пошел кругом всей поляны от березки к березке. Вот он остановился, прислушался. Кто боится чего-то в лесу, то лучше не ходи, пока падают листья и шепчутся. Слушает заяц: все ему кажется, будто кто-то шепчется сзади и крадется. Можно, конечно, и трусливому зайцу набраться храбрости и не оглядываться, но тут бывает другое: ты не побоялся, не поддался обману падающих листьев, а как раз вот тут кто-то воспользовался и тебя сзади под шумок схватил в зубы.
?Рябина краснеет.
Утро малоросистое. Вовсе нет паутин на вырубках. Очень тихо. Слышно желну, сойку, дрозда. Рябина очень краснеет, березки начинают желтеть. Над скошенной травой изредка перелетают белые, чуть побольше моли, бабочки.
?Заводь.
Среди обгорелых от лесного пожара в прошлом году деревьев сохранилась одна небольшая осинка на самом краю высокого яра, против нашей Казенной заводи. Возле этой осинки летом стог поставили, и теперь осенью от времени он стал желтым, а осинка ярко-красной, пылающей. Далеко видишь этот стог и осинку и узнаешь нашу заводь, где сомов столько же, сколько в большом городе жителей, где по утрам шелеспер, страшный хищник, выбрасывается на стаю рыбок и так хлещет хвостом по воде, что рыбки перевертываются вверх брюхом, и хищник их поедает.
Мелкой рыбицы (мальков) так много в воде, что от удара весла впереди часто выскакивает наверх стайка, будто кто-то ее вверх подбросил. На удочку рыба уже плохо берется, а сомы по ночам идут на лягушку, только лягушек в этом году по случаю сухмени очень мало, так же мало и пауков, и этими красными осенними днями в лесу вовсе нет паутины.
Несмотря на морозы, на Кубре еще встречаются цветущие лилии, а маленьких мелких цветочков, похожих на землянику, на воде целые поляны, как белые скатерти.
Лилии белые лежали на блюдцах зеленых, и грациозные ножки их в чистой воде так глубоко виднелись, что если достать их, смериться, то, пожалуй, нас и двух на них не хватило бы.
?Иван-да-Марья
Поздней осенью бывает иногда совсем как ранней весной там белый снег, там черная земля. Только весной из проталин пахнет землей, а осенью снегом. Так непременно бывает: мы привыкаем к снегу зимой, и весной нам пахнет земля, а летом принюхаемся к земле, и поздней осенью пахнет нам снегом.
Редко бывает, проглянет солнце на какой-нибудь час, но зато какая же это радость! Тогда большое удовольствие доставляет нам какой-нибудь десяток уже замерзших, но уцелевших от бурь листьев на иве или очень маленький голубой цветок под ногой.
Наклоняюсь к голубому цветку и с удивлением узнаю в нем Ивана: это один Иван остался от прежнего двойного цветка, всем известного Ивана-да-Марьи.
По правде говоря, Иван не настоящий цветок. Он сложен из очень мелких кудрявых листиков, и только цвет его фиолетовый, за то его и называют цветком. Настоящий цветок с пестиками и тычинками только желтая Марья. Это от Марьи упали на эту осеннюю землю семена, чтобы в новом году опять покрыть землю Иванами и Марьями. Дело Марьи много труднее, вот, верно, потому она и опала раньше Ивана.
Но мне нравится, что Иван перенес морозы и даже заголубел. Провожая глазами голубой цветок поздней осени, я говорю потихоньку:
– Иван, Иван, где теперь твоя Марья?
?Осенние листики
Перед самым восходом солнца на поляну ложится первый мороз. Притаиться, подождать у края, – что там только делается, на лесной поляне! В полумраке рассвета приходят невидимые лесные существа и потом начинают по всей поляне расстилать белые холсты. Первые же лучи солнца убирают холсты, и остается на белом зеленое место. Мало-помалу белое все исчезает, и только в тени деревьев и кочек долго еще сохраняются беленькие клинушки.
На голубом небе между золотыми деревьями не поймешь, что творится. Уносит ветер листы или стайками собрались мелкие птички и несутся в теплые далекие края.
Ветер – заботливый хозяин. За лето везде побывает, и у него даже в самых густых местах не остается ни одного незнакомого листика. А вот осень пришла – и заботливый хозяин убирает свой урожай.
Листья, падая, шепчутся, прощаясь навек. У них ведь так всегда: раз ты оторвался от родимого царства, то и прощайся, погиб.
?Последние цветы
Опять морозная ночь. Утром на поле увидел группу уцелевших голубых колокольчиков, – на одном из них сидел шмель. Я сорвал колокольчик, шмель не слетел, стряхнул шмеля, он упал. Я положил его под горячий луч, он ожил, оправился и полетел. А на раковой шейке точно так же за ночь оцепенела красная стрекоза и на моих глазах оправилась под горячим лучом и полетела. И кузнечики в огромном числе стали сыпаться из-под ног, а среди них были трескунки, взлетавшие с треском вверх, голубые и ярко-красные.
(художник Игорь Прищепа)
#МихаилПришвин#осень#ПоЧИТАТЕЛИкниг
?Начало осени
Сегодня на рассвете одна пышная береза выступила из леса на поляну, как в кринолине, и другая, робкая, худенькая, роняла лист за листком на темную елку. Вслед за этим, пока рассветало больше и больше, разные деревья мне стали показываться по-разному. Это всегда бывает в начале осени, когда после пышного и общего всем лета начинается большая перемена и деревья все по-разному начинают переживать листопад.
Я оглянулся вокруг себя. Вот кочка, расчесанная лапками тетеревей. Раньше, бывало, непременно в ямке такой кочки находишь перышко тетерева или глухаря, и если оно рябое, то знаешь, что копалась самка, если черное - петух. Теперь в ямках расчесанных кочек лежат не перышки птиц, а опавшие желтые листики. А то вот старая-престарая сыроежка, огромная , как тарелка, вся красная, и края от старости завернулись вверх, и в блюде плавает желтый листик березы.
?Осинкам холодно
В солнечный день осенью на опушке елового леса собрались молодые разноцветные осинки, густо одна к другой, как будто им там, в еловом лесу, стало холодно и они вышли погреться на опушку, как у нас в деревнях люди выходят на солнышко и сидят на завалинках.
?Осенняя роска.
Заосеняло. Мухи стучат в потолок. Воробьи табунятся. Грачи – на убранных полях. Сороки семьями пасутся на дорогах. Роски холодные, серые. Иная росинка в пазухе листа весь день просверкает.
?Ветреный день
Этот свежий ветер умеет нежно разговаривать с охотником, как сами охотники часто болтают между собой от избытка радостных ожиданий. Можно говорить и можно молчать: разговор и молчанье легкие у охотника. Бывает, охотник оживленно что-то рассказывает, но вдруг мелькнуло что-нибудь в воздухе, охотник посмотрел туда и потом: «А о чем я рассказывал?» Не вспомнилось, и – ничего: можно что-нибудь другое начать. Так и ветер охотничий осенью постоянно шепчет о чем-то и, не досказав одно, переходит к другому; вот донеслось бормотанье молодого тетерева и перестало, кричат журавли.
?Роса.
С полей, с лугов, с вод поднялись туманы и растаяли в небесной лазури, но в лесу туманы застряли надолго. Солнце поднимается выше, лучи сквозь лесной туман проникают в глубину чащи, и на них там, в чаще, можно смотреть прямо.
Зеленые дорожки в лесу все будто курятся, туман везде поднимается, вода пузырьками садится на листья, на хвоинки елок, на паутинные сети, на телеграфную проволоку. И, по мере того как поднимается солнце и разогревается воздух, капли на телеграфной проволоке начинают сливаться одна с другой и редеть. Наверное, то же самое делается и на деревьях: там тоже сливаются капли.
И когда, наконец, солнце стало порядочно греть на телеграфной проволоке, большие радужные капли начали падать на землю. И то же самое в лесу хвойном и лиственном - не дождь пошел, а как будто пролились радостные слезы. В особенности трепетно-радостна была осина, когда упавшая сверху одна капля приводила в движенье чуткий лист, и так все ниже, все сильнее вся осина, в полном безветрии сверкая, дрожала от падающей капели.
В это время и некоторые высоконастороженные сети пауков пообсохли, и пауки стали подтягивать свои сигнальные нити. Застучал дятел по елке, заклевал дрозд на рябине.
?Листопад
Вот из густых елок вышел под березу заяц и остановился, увидя большую поляну. Не посмел прямо идти на ту сторону и пошел кругом всей поляны от березки к березке. Вот он остановился, прислушался. Кто боится чего-то в лесу, то лучше не ходи, пока падают листья и шепчутся. Слушает заяц: все ему кажется, будто кто-то шепчется сзади и крадется. Можно, конечно, и трусливому зайцу набраться храбрости и не оглядываться, но тут бывает другое: ты не побоялся, не поддался обману падающих листьев, а как раз вот тут кто-то воспользовался и тебя сзади под шумок схватил в зубы.
?Рябина краснеет.
Утро малоросистое. Вовсе нет паутин на вырубках. Очень тихо. Слышно желну, сойку, дрозда. Рябина очень краснеет, березки начинают желтеть. Над скошенной травой изредка перелетают белые, чуть побольше моли, бабочки.
?Заводь.
Среди обгорелых от лесного пожара в прошлом году деревьев сохранилась одна небольшая осинка на самом краю высокого яра, против нашей Казенной заводи. Возле этой осинки летом стог поставили, и теперь осенью от времени он стал желтым, а осинка ярко-красной, пылающей. Далеко видишь этот стог и осинку и узнаешь нашу заводь, где сомов столько же, сколько в большом городе жителей, где по утрам шелеспер, страшный хищник, выбрасывается на стаю рыбок и так хлещет хвостом по воде, что рыбки перевертываются вверх брюхом, и хищник их поедает.
Мелкой рыбицы (мальков) так много в воде, что от удара весла впереди часто выскакивает наверх стайка, будто кто-то ее вверх подбросил. На удочку рыба уже плохо берется, а сомы по ночам идут на лягушку, только лягушек в этом году по случаю сухмени очень мало, так же мало и пауков, и этими красными осенними днями в лесу вовсе нет паутины.
Несмотря на морозы, на Кубре еще встречаются цветущие лилии, а маленьких мелких цветочков, похожих на землянику, на воде целые поляны, как белые скатерти.
Лилии белые лежали на блюдцах зеленых, и грациозные ножки их в чистой воде так глубоко виднелись, что если достать их, смериться, то, пожалуй, нас и двух на них не хватило бы.
?Иван-да-Марья
Поздней осенью бывает иногда совсем как ранней весной там белый снег, там черная земля. Только весной из проталин пахнет землей, а осенью снегом. Так непременно бывает: мы привыкаем к снегу зимой, и весной нам пахнет земля, а летом принюхаемся к земле, и поздней осенью пахнет нам снегом.
Редко бывает, проглянет солнце на какой-нибудь час, но зато какая же это радость! Тогда большое удовольствие доставляет нам какой-нибудь десяток уже замерзших, но уцелевших от бурь листьев на иве или очень маленький голубой цветок под ногой.
Наклоняюсь к голубому цветку и с удивлением узнаю в нем Ивана: это один Иван остался от прежнего двойного цветка, всем известного Ивана-да-Марьи.
По правде говоря, Иван не настоящий цветок. Он сложен из очень мелких кудрявых листиков, и только цвет его фиолетовый, за то его и называют цветком. Настоящий цветок с пестиками и тычинками только желтая Марья. Это от Марьи упали на эту осеннюю землю семена, чтобы в новом году опять покрыть землю Иванами и Марьями. Дело Марьи много труднее, вот, верно, потому она и опала раньше Ивана.
Но мне нравится, что Иван перенес морозы и даже заголубел. Провожая глазами голубой цветок поздней осени, я говорю потихоньку:
– Иван, Иван, где теперь твоя Марья?
?Осенние листики
Перед самым восходом солнца на поляну ложится первый мороз. Притаиться, подождать у края, – что там только делается, на лесной поляне! В полумраке рассвета приходят невидимые лесные существа и потом начинают по всей поляне расстилать белые холсты. Первые же лучи солнца убирают холсты, и остается на белом зеленое место. Мало-помалу белое все исчезает, и только в тени деревьев и кочек долго еще сохраняются беленькие клинушки.
На голубом небе между золотыми деревьями не поймешь, что творится. Уносит ветер листы или стайками собрались мелкие птички и несутся в теплые далекие края.
Ветер – заботливый хозяин. За лето везде побывает, и у него даже в самых густых местах не остается ни одного незнакомого листика. А вот осень пришла – и заботливый хозяин убирает свой урожай.
Листья, падая, шепчутся, прощаясь навек. У них ведь так всегда: раз ты оторвался от родимого царства, то и прощайся, погиб.
?Последние цветы
Опять морозная ночь. Утром на поле увидел группу уцелевших голубых колокольчиков, – на одном из них сидел шмель. Я сорвал колокольчик, шмель не слетел, стряхнул шмеля, он упал. Я положил его под горячий луч, он ожил, оправился и полетел. А на раковой шейке точно так же за ночь оцепенела красная стрекоза и на моих глазах оправилась под горячим лучом и полетела. И кузнечики в огромном числе стали сыпаться из-под ног, а среди них были трескунки, взлетавшие с треском вверх, голубые и ярко-красные.
(художник Игорь Прищепа)
#МихаилПришвин#осень#ПоЧИТАТЕЛИкниг
Мне нравится
...Бывают дома, где чай пьют, заваривая прямо в кружке и вытряхивая потом неаппетитные комки листьев кто куда (раковина опять забилась, сссемейка, вашу так!).
Бывают дома, где чай пьют из большого чайника, собираясь за столом все вместе сразу после ужина (нет, я сказал, на концерт не пойдешь, семья важнее, ну пааап! про себя – ненавижу).
Бывают дома, где чай заваривают раз в неделю, а потом плешут каждому на донышко мутноватой желтой жидкости и доливают кипятком (нет, спасибо, не стоит беспокоиться, мне, мм, правда не хочется, мм, пить).
А бывают дома, где у каждого – свой маленький стеклянный чайничек и целая полка чаев (тебе сегодня какой? А я со смородиной купил. Ага, заварю).
Для спокойного чаепития с домашним пирогом все это не годится.
А нужно так:
Когда тот, кого вы долго ждали, наконец пришел домой, надо немедля ставить на огонь чайник с отстоявшейся за время его отсутствия водой; на очень долгое ожидание этот рецепт не рассчитан – иначе вода будет изрядно горчить, на воде, стоявшей слишком долго, полагается варить «кофе для Одиссея», черный.
Улыбайтесь и не хмурьтесь – так вода закипит быстрее. Когда на поверхности воды появятся белые пузырьки, достаньте с буфетной полки бабушкин заварочный чайник, обдайте его кипятком, положите горсточку заварки, покатайте ее внутри – чтобы чаинки перезнакомились. Залейте тоненькой струйкой сперва на палец, накройте крышкой и сосчитайте до пяти. Потом – на два пальца, снова крышкой и до десяти. А потом – до самого верха.
Расставляйте тарелочки и чашки, доставайте пирог – а там и чай настоится. Чтобы он вышел хорошим, удержитесь от упреков («где ты был», «почему так долго») – от этого физиономии и блюда киснут.
Подавать с пирогом и долгими разговорами о приятных пустяках: о сегодняшнем дне, о том, как кошка ловила свой хвост, о приснившемся лете – знаешь, запах нагретой земли и малины, сладко.
Пить с наслаждением, не торопясь, помня, что завтра суббота, не нужно рано вставать и впереди еще очень, очень много времени.
Макс Фрай, «Чайная книга»
(натюрморт Великой Княгини Ольги Александровны Куликовской-Романовой)
#МаксФрай#чай#ПоЧИТАТЕЛИкниг
Бывают дома, где чай пьют из большого чайника, собираясь за столом все вместе сразу после ужина (нет, я сказал, на концерт не пойдешь, семья важнее, ну пааап! про себя – ненавижу).
Бывают дома, где чай заваривают раз в неделю, а потом плешут каждому на донышко мутноватой желтой жидкости и доливают кипятком (нет, спасибо, не стоит беспокоиться, мне, мм, правда не хочется, мм, пить).
А бывают дома, где у каждого – свой маленький стеклянный чайничек и целая полка чаев (тебе сегодня какой? А я со смородиной купил. Ага, заварю).
Для спокойного чаепития с домашним пирогом все это не годится.
А нужно так:
Когда тот, кого вы долго ждали, наконец пришел домой, надо немедля ставить на огонь чайник с отстоявшейся за время его отсутствия водой; на очень долгое ожидание этот рецепт не рассчитан – иначе вода будет изрядно горчить, на воде, стоявшей слишком долго, полагается варить «кофе для Одиссея», черный.
Улыбайтесь и не хмурьтесь – так вода закипит быстрее. Когда на поверхности воды появятся белые пузырьки, достаньте с буфетной полки бабушкин заварочный чайник, обдайте его кипятком, положите горсточку заварки, покатайте ее внутри – чтобы чаинки перезнакомились. Залейте тоненькой струйкой сперва на палец, накройте крышкой и сосчитайте до пяти. Потом – на два пальца, снова крышкой и до десяти. А потом – до самого верха.
Расставляйте тарелочки и чашки, доставайте пирог – а там и чай настоится. Чтобы он вышел хорошим, удержитесь от упреков («где ты был», «почему так долго») – от этого физиономии и блюда киснут.
Подавать с пирогом и долгими разговорами о приятных пустяках: о сегодняшнем дне, о том, как кошка ловила свой хвост, о приснившемся лете – знаешь, запах нагретой земли и малины, сладко.
Пить с наслаждением, не торопясь, помня, что завтра суббота, не нужно рано вставать и впереди еще очень, очень много времени.
Макс Фрай, «Чайная книга»
(натюрморт Великой Княгини Ольги Александровны Куликовской-Романовой)
#МаксФрай#чай#ПоЧИТАТЕЛИкниг
Мне нравится
Афанасий Фет
Осенью
Когда сквозная паутина
Разносит нити ясных дней
И под окном у селянина
Далекий благовест слышней,
Мы не грустим, пугаясь снова
Дыханья близкого зимы,
А голос лета прожитого
Яснее понимаем мы.
(художник Исаак Левитан)
#АфанасийФет#осень#ПоЧИТАТЕЛИкниг
Осенью
Когда сквозная паутина
Разносит нити ясных дней
И под окном у селянина
Далекий благовест слышней,
Мы не грустим, пугаясь снова
Дыханья близкого зимы,
А голос лета прожитого
Яснее понимаем мы.
(художник Исаак Левитан)
#АфанасийФет#осень#ПоЧИТАТЕЛИкниг
Мне нравится
«Мне нравится весна, но она чересчур юна. Мне нравится лето, но оно слишком надменно. Поэтому более всего я люблю осень, когда листья чуть желтеют, их оттенки ярче, цвета богаче, и всё обретает налёт печали и предчувствия смерти. Её золотое богатство говорит не о неопытности весны, не о власти лета, но о зрелости и благожелательной мудрости надвигающейся старости. Осень ведает о границах жизни и полна довольства».
Линь Юйтан (1895 — 1976) — китайский писатель, философ, учёный.
(художник Роман Божков)
#осень#ПоЧИТАТЕЛИкниг
Линь Юйтан (1895 — 1976) — китайский писатель, философ, учёный.
(художник Роман Божков)
#осень#ПоЧИТАТЕЛИкниг
Мне нравится
Валерий БРЮСОВ
Дачи осенью
Люблю в осенний день несмелый
Листвы сквозящей слушать плач,
Вступая в мир осиротелый
Пустынных и закрытых дач.
Забиты досками террасы,
И взор оконных стёкол слеп,
В садах разломаны прикрасы,
Лишь погреб приоткрыт, как склеп.
Смотрю я в парки дач соседних,
Вот листья ветром взметены,
И трепеты стрекоз последних,
Как смерть вещающие сны.
Я верю: в дни, когда всецело
Наш мир приветит свой конец,
Так в сон столицы опустелой
Войдёт неведомый пришлец.
(художник Илюс Хасанов)
#ВалерийБрюсов#осень#дачи#ПоЧИТАТЕЛИкниг
Дачи осенью
Люблю в осенний день несмелый
Листвы сквозящей слушать плач,
Вступая в мир осиротелый
Пустынных и закрытых дач.
Забиты досками террасы,
И взор оконных стёкол слеп,
В садах разломаны прикрасы,
Лишь погреб приоткрыт, как склеп.
Смотрю я в парки дач соседних,
Вот листья ветром взметены,
И трепеты стрекоз последних,
Как смерть вещающие сны.
Я верю: в дни, когда всецело
Наш мир приветит свой конец,
Так в сон столицы опустелой
Войдёт неведомый пришлец.
(художник Илюс Хасанов)
#ВалерийБрюсов#осень#дачи#ПоЧИТАТЕЛИкниг
Мне нравится
21 сентября 1866 года родился Герберт УЭЛЛС, родоначальник научно-фантастической литературы 20 века.
Герберт Джордж Уэллс родился в одном из южных районов Лондона Бромли. Его родители Джозеф и Сара Уэллс владели хозяйственной лавкой, приносившей небольшой доход. Отец Герберта зарабатывал на жизнь, в основном, участием в профессиональных соревнованиях по крикету. Герберт, младший из четырех детей, часто болел, и Джозеф и Сара Уэллс переживали, что мальчик, как и его старшая сестра, может погибнуть в раннем возрасте. Когда ребенку исполнилось семь лет, с ним произошла беда: он сломал ногу и некоторое время вынужден был не вставать с постели. Из-за этой «счастливой» случайности Герберт большую часть времени стал посвящать книгам, и он полюбил произведения Вашингтона Ирвинга и Чарльза Диккенса.
Начальное образование Герберт получил в местной школе, а затем был направлен на учебу в частное заведение - коммерческую академию Томаса Морлея, где он должен был освоить навыки торговли. В 1880 году семья Уэллсов лишилась основного источника дохода: отец Герберта сломал бедро и вынужден был уйти из спорта. Разорившиеся родители не могли больше оплачивать учебу мальчика, и Герберт оставил академию и начал работать.
Четырнадцатилетнего юношу и его двоих старших братьев Джозеф и Сара Уэллс отдали в ученики к торговцу в магазин тканей, где Герберту приходилось трудиться по тринадцать часов в день. Молодому человеку не нравилось заниматься продажами, и через два года к неудовольствию своей матери он ушел из магазина и устроился помощником учителя в среднюю школу. В возрасте семнадцати лет Герберт стал стипендиатом Империал-колледжа Лондонского университета и посвятил себя естественным наукам: физике, химии, астрономии и биологии, последнюю из которых он изучал под руководством знаменитого зоолога Т. Г. Хаксли, предка писателя Олдоса Хаксли. Хотя учеба шла не совсем гладко, в 1890 году Уэллсу удалось получить степень бакалавра.
В 1893 году распался его первый брак с двоюродной сестрой Изабеллой, и спустя два года он женился на своей бывшей студентке Эми Кэтрин Роббинс. Герберт, социалист по политическим убеждениям, никогда не хранил верность и выступал за свободную любовь, что вызывало осуждение в строгом английском обществе.
Еще в период студенчества Герберт начал писать статьи для газет. В 1895 году состоялся его громкий литературный дебют: свет увидела его первая серьезная работа, научно-фантастический роман «Машина времени». Вслед за этим он быстро опубликовал еще несколько крупных произведений, «Остров доктора Моро» (1896), «Человек-невидимка» (1897), «Война миров» (1898) и «Первые люди на Луне» (1901), которые и принесли ему мировую известность как писателю-фантасту. Впоследствии Герберт Уэллс пробовал себя в разных направлениях: создавал бытовые новеллы, увлекался философскими трудами и даже писал для детей. Но основным вкладом Уэллса в литературу считаются именно его романы и малые произведения в жанре фантастики.
#ГербертУэллс#ПоЧИТАТЕЛИкниг
Герберт Джордж Уэллс родился в одном из южных районов Лондона Бромли. Его родители Джозеф и Сара Уэллс владели хозяйственной лавкой, приносившей небольшой доход. Отец Герберта зарабатывал на жизнь, в основном, участием в профессиональных соревнованиях по крикету. Герберт, младший из четырех детей, часто болел, и Джозеф и Сара Уэллс переживали, что мальчик, как и его старшая сестра, может погибнуть в раннем возрасте. Когда ребенку исполнилось семь лет, с ним произошла беда: он сломал ногу и некоторое время вынужден был не вставать с постели. Из-за этой «счастливой» случайности Герберт большую часть времени стал посвящать книгам, и он полюбил произведения Вашингтона Ирвинга и Чарльза Диккенса.
Начальное образование Герберт получил в местной школе, а затем был направлен на учебу в частное заведение - коммерческую академию Томаса Морлея, где он должен был освоить навыки торговли. В 1880 году семья Уэллсов лишилась основного источника дохода: отец Герберта сломал бедро и вынужден был уйти из спорта. Разорившиеся родители не могли больше оплачивать учебу мальчика, и Герберт оставил академию и начал работать.
Четырнадцатилетнего юношу и его двоих старших братьев Джозеф и Сара Уэллс отдали в ученики к торговцу в магазин тканей, где Герберту приходилось трудиться по тринадцать часов в день. Молодому человеку не нравилось заниматься продажами, и через два года к неудовольствию своей матери он ушел из магазина и устроился помощником учителя в среднюю школу. В возрасте семнадцати лет Герберт стал стипендиатом Империал-колледжа Лондонского университета и посвятил себя естественным наукам: физике, химии, астрономии и биологии, последнюю из которых он изучал под руководством знаменитого зоолога Т. Г. Хаксли, предка писателя Олдоса Хаксли. Хотя учеба шла не совсем гладко, в 1890 году Уэллсу удалось получить степень бакалавра.
В 1893 году распался его первый брак с двоюродной сестрой Изабеллой, и спустя два года он женился на своей бывшей студентке Эми Кэтрин Роббинс. Герберт, социалист по политическим убеждениям, никогда не хранил верность и выступал за свободную любовь, что вызывало осуждение в строгом английском обществе.
Еще в период студенчества Герберт начал писать статьи для газет. В 1895 году состоялся его громкий литературный дебют: свет увидела его первая серьезная работа, научно-фантастический роман «Машина времени». Вслед за этим он быстро опубликовал еще несколько крупных произведений, «Остров доктора Моро» (1896), «Человек-невидимка» (1897), «Война миров» (1898) и «Первые люди на Луне» (1901), которые и принесли ему мировую известность как писателю-фантасту. Впоследствии Герберт Уэллс пробовал себя в разных направлениях: создавал бытовые новеллы, увлекался философскими трудами и даже писал для детей. Но основным вкладом Уэллса в литературу считаются именно его романы и малые произведения в жанре фантастики.
#ГербертУэллс#ПоЧИТАТЕЛИкниг
Мне нравится