14 июня 1891 года родился Александр ВОЛКОВ, писатель, драматург, переводчик, автор серии книг о Волшебнике изумрудного города
В советские времена детские библиотеки записывали желающих прочитать эти книги в живые очереди. Сказки этого автора для любого читающего ребенка были одним из лучших подарков к празднику.
Александр Волков родился в Усть-Каменогорске. По первому образованию – учитель, преподавал в педагогическом техникуме. Начал писать пьесы, которые разыгрывал со своими учениками. Параллельно выучил немецкий и французский языки – для себя, чтобы читать Диккенса и Жюля Верна на языке оригинала.
Когда ему уже было за сорок, он решает переехать в Москву. В столице Александр Волков поступил в Московский государственный университет. И всего за семь месяцев он одолел весь пятилетний курс математического факультета! После окончания МГУ он в течение двадцати лет являлся преподавателем высшей математики в Московском институте цветных металлов и золота. Там же он вел для студентов факультатив по литературе и активно занимался переводами.
Самый неожиданный поворот в жизни Александра Мелентьевича начался с того, что он, большой знаток иностранных языков, решил изучить еще и английский. В качестве материала для упражнений, ему принесли книгу Л.Фрэнка Баума «Удивительный волшебник из страны Оз». Он прочел ее, рассказал двум своим сыновьям, и решил перевести. Правда, в итоге получился не перевод, а переложение книги американского автора. Кое-что писатель переделывал, кое-что добавлял. Например, придумал встречу с людоедом, наводнение и другие приключения. Песик Тотошка у него заговорил, девочку стали звать Элли, а Мудрец из Страны Оз обрел имя и титул — Великий и Ужасный Волшебник Гудвин... Появилось множество и других милых, забавных, иногда почти незаметных изменений.
А когда перевод или, точнее, пересказ был закончен, то вдруг выяснилось, что это уже не совсем баумовский «Мудрец». Американская сказка превратилась просто в сказку, а ее герои заговорили по-русски так же непринужденно и весело, как за пол столетия до этого говорили по-английски. Александр Волков год работал над рукописью и озаглавил ее «Волшебник Изумрудного города» с подзаголовком «Переработки сказки американского писателя Фрэнка Баума». Рукопись была послана детскому писателю Маршаку, тот ее одобрил и передал в издательство, настоятельно посоветовав Волкову заняться литературой профессионально.
Черно-белые иллюстрации к тексту сделал художник Николай Радлов. Книга вышла из печати тиражом в двадцать пять тысяч экземпляров и сразу же завоевала симпатии читателей. Поэтому на следующий год появилось ее повторное издание, а к концу года она вошла в так называемую «школьную серию», тираж которой составлял 170 тысяч экземпляров. C 1941 года Волков стал членом Союза писателей СССР.
В 1959 году Александр Волков познакомился с начинающим художником Леонидом Владимирским, и «Волшебник Изумрудного города» вышел в свет с новыми иллюстрациями, признанными позднее классическими. В руки послевоенного поколения книга попала в начале 1960-х годов, уже в переработанном виде, и с тех пор она постоянно переиздается, пользуясь неизменным успехом. И юные читатели опять отправляются в путешествие по дороге, вымощенной желтым кирпичом...
Творческое содружество Волкова и Владимирского оказалось длительным и очень плодотворным. Работая бок о бок в течение двадцати лет, они практически стали соавторами книг — продолжений «Волшебника». Леонид Владимирский стал «придворным художником» Изумрудного города, созданного Волковым. Он иллюстрировал все пять продолжений Волшебника.
Невероятный успех цикла Волкова, сделавший автора современным классиком детской литературы, во многом задержал «проникновение» на отечественный рынок оригинальных произведений Ф.Баума, несмотря на то, что последующие книги напрямую уже никак не были связаны с Ф.Баумом, лишь иногда в них мелькали частичные заимствования и переделки.
«Волшебник Изумрудного города» вызвал большой поток писем автору от его маленьких читателей. Дети настойчиво требовали, чтобы писатель продолжил сказку о приключениях доброй маленькой девочки Элли и ее верных друзей — Страшилы, Железного дровосека, Трусливого льва и смешной собачки Тотошки. На их письма Волков откликнулся книгами «Урфин Джюс и его деревянные солдаты» и «Семь подземных королей», но читательские письма продолжали идти с просьбами продолжить рассказ. Александр Мелентьевич вынужден был ответить своим «напористым» читателям: «Многие ребята просят меня, чтобы я писал еще сказки об Элли и ее друзьях. Я на это отвечу: сказок об Элли больше не будет…» А поток писем с настойчивыми просьбами продолжить сказки не уменьшался. И добрый волшебник внял просьбам своих юных поклонников. Он написал еще три сказки — «Огненный бог Марранов», «Желтый туман» и «Тайна заброшенного замка». Все шесть сказочных повестей об Изумрудном городе были переведены на многие языки мира общим тиражом в несколько десятков миллионов экземпляров.
#АлександрВолков#ВолшебникИзумрудногоГорода#ПоЧИТАТЕЛИкниг
Другие записи сообщества
Александр Блок
Анне Ахматовой
«Красота страшна» — Вам скажут, —
Вы накинете лениво
Шаль испанскую на плечи,
Красный розан — в волосах.
«Красота проста» — Вам скажут, —
Пёстрой шалью неумело
Вы укроете ребенка,
Красный розан — на полу.
Но, рассеянно внимая
Всем словам, кругом звучащим,
Вы задумаетесь грустно
И твердите про себя:
«Не страшна и не проста я;
Я не так страшна, чтоб просто
Убивать, не так проста я,
Чтоб не знать, как жизнь страшна».
16 декабря 1913
~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~
Анна Ахматова утверждала, что Блок эту шаль выдумал, он тогда очень увлекался испанскими мотивами — отсюда и испанская шаль. В воспоминаниях Одоевцевой упоминается, что шаль у Ахматовой все же была, ее купил Николай Гумилев в кустарном магазине, уже после стихов Блока. Шаль по воспоминаниям Одоевцевой была расписана розами.
Фарфоровая статуэтка работы сестер Данько. Эта скульптура была выполнена в 1924 году на Государственном фарфоровом заводе (ныне ЛФЗ) — Ахматова стоит, укутанная в шаль, у ног ее — красный розан.
#АлександрБлок#АннаАхматова#ПоЧИТАТЕЛИкниг
Анне Ахматовой
«Красота страшна» — Вам скажут, —
Вы накинете лениво
Шаль испанскую на плечи,
Красный розан — в волосах.
«Красота проста» — Вам скажут, —
Пёстрой шалью неумело
Вы укроете ребенка,
Красный розан — на полу.
Но, рассеянно внимая
Всем словам, кругом звучащим,
Вы задумаетесь грустно
И твердите про себя:
«Не страшна и не проста я;
Я не так страшна, чтоб просто
Убивать, не так проста я,
Чтоб не знать, как жизнь страшна».
16 декабря 1913
~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~
Анна Ахматова утверждала, что Блок эту шаль выдумал, он тогда очень увлекался испанскими мотивами — отсюда и испанская шаль. В воспоминаниях Одоевцевой упоминается, что шаль у Ахматовой все же была, ее купил Николай Гумилев в кустарном магазине, уже после стихов Блока. Шаль по воспоминаниям Одоевцевой была расписана розами.
Фарфоровая статуэтка работы сестер Данько. Эта скульптура была выполнена в 1924 году на Государственном фарфоровом заводе (ныне ЛФЗ) — Ахматова стоит, укутанная в шаль, у ног ее — красный розан.
#АлександрБлок#АннаАхматова#ПоЧИТАТЕЛИкниг
Мне нравится
Наум Коржавин
«Песня, которой тысяча лет...»
.......«Эта старинная песня,
........Которая вечно нова.»
.............Г. Гейне
Старинная песня.
Ей тысяча лет:
Он любит ее,
А она его – нет.
Столетья сменяются,
Вьюги метут,
Различными думами
Люди живут.
Но так же упрямо
Во все времена
Его почему-то
Не любит она.
А он – и страдает,
И очень влюблен...
Но только, позвольте,
Да кто ж это – он?
Кто? – Может быть, рыцарь,
А может, поэт,
Но факт, что она –
Его счастье и свет.
Что в ней он нашел
Озаренье свое,
Что страшно остаться
Ему без нее.
Но сделать не может
Он здесь ничего...
Кто ж эта она,
Что не любит его?
Она? – Совершенство.
К тому же она
Его на земле
Понимает одна.
Она всех других
И нежней и умней.
А он лучше всех
Это чувствует в ней...
Но все-таки, все-таки
Тысячу лет
Он любит ее,
А она его – нет.
И все же ей по сердцу
Больше другой –
Не столь одержимый,
Но все ж неплохой.
Хоть этот намного
Скучнее того
(Коль древняя песня
Не лжет про него).
Но песня все так же
Звучит и сейчас.
А я ведь о песне
Веду свой рассказ.
Признаться, я толком
И сам не пойму:
Ей по сердцу больше другой...
Почему?
Так глупо
Зачем выбирает она?
А может, не скука
Ей вовсе страшна?
А просто как люди
Ей хочется жить...
И холодно ей
Озареньем служить.
Быть может... не знаю.
Ведь я же не Бог.
Но в песне об этом
Ни слова. Молчок.
А может, и рыцарь
Вздыхать устает.
И сам наконец
От нее устает.
И тоже становится
Этим другим –
Не столь одержимым,
Но все ж неплохим.
И слышит в награду
Покорное: «да»...
Не знаю. Про то
Не поют никогда.
Не знаю, как в песне,
А в жизни земной
И то и другое
Случалось со мной.
Так что ж мне обидно,
Что тысячу лет
Он любит ее,
А она его – нет?
1958 год
(художника Морис Лелуар)
#НаумКоржавин#ПоЧИТАТЕЛИкниг
«Песня, которой тысяча лет...»
.......«Эта старинная песня,
........Которая вечно нова.»
.............Г. Гейне
Старинная песня.
Ей тысяча лет:
Он любит ее,
А она его – нет.
Столетья сменяются,
Вьюги метут,
Различными думами
Люди живут.
Но так же упрямо
Во все времена
Его почему-то
Не любит она.
А он – и страдает,
И очень влюблен...
Но только, позвольте,
Да кто ж это – он?
Кто? – Может быть, рыцарь,
А может, поэт,
Но факт, что она –
Его счастье и свет.
Что в ней он нашел
Озаренье свое,
Что страшно остаться
Ему без нее.
Но сделать не может
Он здесь ничего...
Кто ж эта она,
Что не любит его?
Она? – Совершенство.
К тому же она
Его на земле
Понимает одна.
Она всех других
И нежней и умней.
А он лучше всех
Это чувствует в ней...
Но все-таки, все-таки
Тысячу лет
Он любит ее,
А она его – нет.
И все же ей по сердцу
Больше другой –
Не столь одержимый,
Но все ж неплохой.
Хоть этот намного
Скучнее того
(Коль древняя песня
Не лжет про него).
Но песня все так же
Звучит и сейчас.
А я ведь о песне
Веду свой рассказ.
Признаться, я толком
И сам не пойму:
Ей по сердцу больше другой...
Почему?
Так глупо
Зачем выбирает она?
А может, не скука
Ей вовсе страшна?
А просто как люди
Ей хочется жить...
И холодно ей
Озареньем служить.
Быть может... не знаю.
Ведь я же не Бог.
Но в песне об этом
Ни слова. Молчок.
А может, и рыцарь
Вздыхать устает.
И сам наконец
От нее устает.
И тоже становится
Этим другим –
Не столь одержимым,
Но все ж неплохим.
И слышит в награду
Покорное: «да»...
Не знаю. Про то
Не поют никогда.
Не знаю, как в песне,
А в жизни земной
И то и другое
Случалось со мной.
Так что ж мне обидно,
Что тысячу лет
Он любит ее,
А она его – нет?
1958 год
(художника Морис Лелуар)
#НаумКоржавин#ПоЧИТАТЕЛИкниг
Мне нравится
Константин Бальмонт
ИЮНЬ
Июнь, непостижно-короткая ночь,
Вся прозрачная, вся просветленная.
Кто родится в Июне, никак одному не сумеет помочь:
В душе его век будет греза влюбленная,
Душа его будет бессонная.
В зеленом Июне цветут все цветы,
Густеет осока прохладными свитками,
Белеет купава, как стынущий лик чистоты,
Дрема навевает вещательность сонной мечты,
О маленьком счастье безмолвную речь с маргаритками
Ведет незабудка, и шепчет: «Припомнишь ли ты?»
Цветет и влюбляет ночная фиалка пахучая,
И рдеют сердечки гвоздик луговых.
Кто в Июне войдет в этот мир, каждый цвет, его сладостно мучая,
Будет сердцу внушать, что любить нужно их,
Эти сны, лепестки, и душа его станет певучая,
Расцвеченная, жгучая.
И в Июне, в Иванову ночь.
Он искать будет папорот-цвет,
На вопрос невозможный – желанный ответ,
На вопрос, что, мелькнув, уж не скроется прочь.
И Иванова ночь озаренная
Даст, быть может, огонь златоцветный ему,
Чтоб удвоить, за мигом сияния, тьму,
Чтоб в единственный час,
Где минута с минутой – как искра спаленная,
Тайный папорот-цвет, излучившись, погас,
Чтоб в душе его песнь задрожала стозвонная,
Чтоб душа его стала бессонная.
(художник Сергей Герасимов)
#КонстантинБальмонт#ПоЧИТАТЕЛИкниг
ИЮНЬ
Июнь, непостижно-короткая ночь,
Вся прозрачная, вся просветленная.
Кто родится в Июне, никак одному не сумеет помочь:
В душе его век будет греза влюбленная,
Душа его будет бессонная.
В зеленом Июне цветут все цветы,
Густеет осока прохладными свитками,
Белеет купава, как стынущий лик чистоты,
Дрема навевает вещательность сонной мечты,
О маленьком счастье безмолвную речь с маргаритками
Ведет незабудка, и шепчет: «Припомнишь ли ты?»
Цветет и влюбляет ночная фиалка пахучая,
И рдеют сердечки гвоздик луговых.
Кто в Июне войдет в этот мир, каждый цвет, его сладостно мучая,
Будет сердцу внушать, что любить нужно их,
Эти сны, лепестки, и душа его станет певучая,
Расцвеченная, жгучая.
И в Июне, в Иванову ночь.
Он искать будет папорот-цвет,
На вопрос невозможный – желанный ответ,
На вопрос, что, мелькнув, уж не скроется прочь.
И Иванова ночь озаренная
Даст, быть может, огонь златоцветный ему,
Чтоб удвоить, за мигом сияния, тьму,
Чтоб в единственный час,
Где минута с минутой – как искра спаленная,
Тайный папорот-цвет, излучившись, погас,
Чтоб в душе его песнь задрожала стозвонная,
Чтоб душа его стала бессонная.
(художник Сергей Герасимов)
#КонстантинБальмонт#ПоЧИТАТЕЛИкниг
Мне нравится
Осип Мандельштам
Летние стансы
В аллее колокольчик медный,
Французский говор, нежный взгляд —
И за решеткой заповедной
Пустеет понемногу сад.
Что делать в городе в июне?
Не зажигают фонарей;
На яхте, на чухонской шхуне
Уехать хочется скорей!
Нева — как вздувшаяся вена
До утренних румяных роз.
Везя всклокоченное сено,
Плетется на асфальте воз.
А там рабочая землянка,
Трещит и варится смола;
Ломовика судьба-цыганка
Обратно в степи привела…
И с бесконечной челобитной
О справедливости людской
Чернеет на скамье гранитной
Самоубийца молодой.
Июнь, 1913
(художник Бегги Боем)
#ОсипМандельштам#ПоЧИТАТЕЛИкниг
Летние стансы
В аллее колокольчик медный,
Французский говор, нежный взгляд —
И за решеткой заповедной
Пустеет понемногу сад.
Что делать в городе в июне?
Не зажигают фонарей;
На яхте, на чухонской шхуне
Уехать хочется скорей!
Нева — как вздувшаяся вена
До утренних румяных роз.
Везя всклокоченное сено,
Плетется на асфальте воз.
А там рабочая землянка,
Трещит и варится смола;
Ломовика судьба-цыганка
Обратно в степи привела…
И с бесконечной челобитной
О справедливости людской
Чернеет на скамье гранитной
Самоубийца молодой.
Июнь, 1913
(художник Бегги Боем)
#ОсипМандельштам#ПоЧИТАТЕЛИкниг
Мне нравится
Старый пароход отвалил от пристани в Вознесенье и вышел в Онежское озеро. Белая ночь простиралась вокруг. Я впервые видел эту ночь не над Невой и дворцами Ленинграда, а среди северных лесистых пространств и озёр. На востоке низко висела бледная луна. Она не давала света. Волны от парохода бесшумно убегали вдаль, качая куски сосновой коры. На берегу, должно быть, в каком-нибудь древнем погосте, сторож пробил на колокольне часы – двенадцать ударов. И хотя до берега было далеко, этот звон долетел до нас, миновал пароход и ушел по водной глади в прозрачный сумрак, где висела луна.
Я не знаю, как назвать томительный свет белой ночи? Загадочным? Или магическим? Эти ночи всегда кажутся мне чрезмерной щедростью природы – столько в них бледного воздуха и призрачного блеска фольги и серебра.
Человек не может примириться с неизбежным исчезновением этой красоты, этих очарованных ночей. Поэтому, должно быть, белые ночи и вызывают своей непрочностью легкую печаль, как все прекрасное, когда оно обречено жить недолго.
Константин Паустовский, «Белая ночь»
(художник Марк Кремер, «Ночь на озере»)
#КонстантинПаустовский#белаяночь#ПоЧИТАТЕЛИкниг
Я не знаю, как назвать томительный свет белой ночи? Загадочным? Или магическим? Эти ночи всегда кажутся мне чрезмерной щедростью природы – столько в них бледного воздуха и призрачного блеска фольги и серебра.
Человек не может примириться с неизбежным исчезновением этой красоты, этих очарованных ночей. Поэтому, должно быть, белые ночи и вызывают своей непрочностью легкую печаль, как все прекрасное, когда оно обречено жить недолго.
Константин Паустовский, «Белая ночь»
(художник Марк Кремер, «Ночь на озере»)
#КонстантинПаустовский#белаяночь#ПоЧИТАТЕЛИкниг
Мне нравится
14 июня 1924 года – 100 лет назад – родился Владимир СОЛОУХИН, писатель и поэт, видный представитель «деревенской прозы».
«Не имея возможности похвастаться широтой и прямизной поэтического проспекта, на который вывели бы меня мои стихи, я могу сказать только, что я шел по земной, вьющейся меж деревьев и трав незамысловатой, но — хочется верить — своей тропе»
Владимир Солоухин
Он называл себя, в первую очередь, поэтом. На публичных выступлениях, – а их было много, – всегда просил представлять его как поэта и писателя: сначала поэт, потом писатель.
Владимир Алексеевич Солоухин родился в селе Алепине в сорока верстах от Владимира, на берегу маленькой речки Ворщи, в крестьянской патриархальной семье. Деревенское детство, начальная школа в родном Алепине (сто четырнадцать ребятишек из десятка окрестных деревенек), семилетка в соседнем селе Черкутине, затем Владимирский механический техникум.
Дальнейшая судьба молодого человека сложилась так, что он с 1942 года (сразу же после окончания техникума) стал жить в Москве (служил в воинской части) и в 1945 году забрел на занятия самого большого и интересного тогда Литературного объединения.
В 1953 году был издан первый сборник стихотворений Владимира Солоухина «Дождь в степи», за которым последовали «Разрыв-Трава», «Ручьи на асфальте», «Журавлиха», «Как выпить солнце» и другие. В 1954 году вышла его первая книга очерков «Рождение Зернограда».
Писатель осуществил свою мечту: за 40 дней Солоухин вместе со своей женой прошли 680 км. Это путешествие нашло воплощение в книге «Владимирские проселки», в которой показана культура русского быта. Книга принесла Владимиру Солоухину широкую известность.
#ВладимирСолоухин#ПоЧИТАТЕЛИкниг
«Не имея возможности похвастаться широтой и прямизной поэтического проспекта, на который вывели бы меня мои стихи, я могу сказать только, что я шел по земной, вьющейся меж деревьев и трав незамысловатой, но — хочется верить — своей тропе»
Владимир Солоухин
Он называл себя, в первую очередь, поэтом. На публичных выступлениях, – а их было много, – всегда просил представлять его как поэта и писателя: сначала поэт, потом писатель.
Владимир Алексеевич Солоухин родился в селе Алепине в сорока верстах от Владимира, на берегу маленькой речки Ворщи, в крестьянской патриархальной семье. Деревенское детство, начальная школа в родном Алепине (сто четырнадцать ребятишек из десятка окрестных деревенек), семилетка в соседнем селе Черкутине, затем Владимирский механический техникум.
Дальнейшая судьба молодого человека сложилась так, что он с 1942 года (сразу же после окончания техникума) стал жить в Москве (служил в воинской части) и в 1945 году забрел на занятия самого большого и интересного тогда Литературного объединения.
В 1953 году был издан первый сборник стихотворений Владимира Солоухина «Дождь в степи», за которым последовали «Разрыв-Трава», «Ручьи на асфальте», «Журавлиха», «Как выпить солнце» и другие. В 1954 году вышла его первая книга очерков «Рождение Зернограда».
Писатель осуществил свою мечту: за 40 дней Солоухин вместе со своей женой прошли 680 км. Это путешествие нашло воплощение в книге «Владимирские проселки», в которой показана культура русского быта. Книга принесла Владимиру Солоухину широкую известность.
#ВладимирСолоухин#ПоЧИТАТЕЛИкниг
Мне нравится
Владимир Солоухин
БУКЕТ
Я их как собирал?
Колокольчик чтоб был к колокольчику,
Василек к васильку
И ромашка к ромашке была.
Мне казалось, что будет красивей букет,
Если только одни васильки,
Или только одни колокольчики,
Или только ромашки одни
Соберутся головка к головке.
Можно стебли подрезать и в воду поставить в стакан.
Постепенно я понял,
Что разных цветов сочетанье
(Ярко-желтого с белым,
Василькового с белым и желтым,
Голубого с лиловым,
Лилового с чуть розоватым)
Может сделаться праздником летних полуденных красок,
Может сделаться радостью. Надо немного условий:
Просто капельку вкуса
Или, может быть, капельку зренья —
И букет обеспечен. Хватает в июне цветов!
Так я их собирал. Но
(Во всем виновата незрелость)
Я наивно считал,
Что простые, невзрачные травы
(Это кажется нам, будто травы бывают невзрачны)
Недостойны приблизиться
К чистым, отборным и ясным,
Собираемым мною в букет, удостоенным чести цветам.
Обходил я пырей,
Обходил я глухую крапиву,
«Лисий хвост» обходил, и овсюг, и осот полевой,
И пушицу,
И колючий,
Полыхающий пламенем ярым,
Безобразный, бездарный татарник.
Им, конечно, хотелось. А я говорил с укоризной:
«Ну, куда вы?
Вот ты, щавеля лопоухого стебель,
Полюбуйсь на себя, ну куда ты годишься?
Разве сор подметать?
Ну, допустим, тебя я сорву...»
И затем,
Чтоб совсем уж растение это унизить,
Я сорвал
И приставил метельчатый стебель к букету,
Чтобы вместе со мной все цветы на лугу посмеялись
Сочетанью ужасному розовой «раковой шейки»
И нелепой метелки.
Но...
Не смеялся никто.
Даже больше того (что цветы!), я и сам не смеялся.
Я увидел, как ожил, как вдруг засветился букет,
Как ему не хватало
Некрасивого, в сущности, длинного, грубого стебля.
Я крапиву сорвал,
Я приставил к букету крапиву!
И — о чудо!— зеленая, мощная сочность крапивы
Озарила цветы.
А ее грубоватая сила
Оттенила всю нежность соседки ее незабудки,
Показала всю слабость малиновой тихой гвоздички,
Подчеркнула всю тонкость, всю розовость «раковой шейки».
Стебли ржи я срывал, чтоб торчали они из букета!
И татарник срывал, чтоб симметрию к черту разрушить!
И былинник срывал, чтобы мощи косматой добавить!
И поставил в кувшин,
И водой окатил из колодца,
Чтобы влага дрожала, как после дождя проливного,
Так впервые я создал
Настоящий,
Правдивый букет.
1963
(художник Марина Захарова)
#ВладимирСолоухин#ПоЧИТАТЕЛИкниг
БУКЕТ
Я их как собирал?
Колокольчик чтоб был к колокольчику,
Василек к васильку
И ромашка к ромашке была.
Мне казалось, что будет красивей букет,
Если только одни васильки,
Или только одни колокольчики,
Или только ромашки одни
Соберутся головка к головке.
Можно стебли подрезать и в воду поставить в стакан.
Постепенно я понял,
Что разных цветов сочетанье
(Ярко-желтого с белым,
Василькового с белым и желтым,
Голубого с лиловым,
Лилового с чуть розоватым)
Может сделаться праздником летних полуденных красок,
Может сделаться радостью. Надо немного условий:
Просто капельку вкуса
Или, может быть, капельку зренья —
И букет обеспечен. Хватает в июне цветов!
Так я их собирал. Но
(Во всем виновата незрелость)
Я наивно считал,
Что простые, невзрачные травы
(Это кажется нам, будто травы бывают невзрачны)
Недостойны приблизиться
К чистым, отборным и ясным,
Собираемым мною в букет, удостоенным чести цветам.
Обходил я пырей,
Обходил я глухую крапиву,
«Лисий хвост» обходил, и овсюг, и осот полевой,
И пушицу,
И колючий,
Полыхающий пламенем ярым,
Безобразный, бездарный татарник.
Им, конечно, хотелось. А я говорил с укоризной:
«Ну, куда вы?
Вот ты, щавеля лопоухого стебель,
Полюбуйсь на себя, ну куда ты годишься?
Разве сор подметать?
Ну, допустим, тебя я сорву...»
И затем,
Чтоб совсем уж растение это унизить,
Я сорвал
И приставил метельчатый стебель к букету,
Чтобы вместе со мной все цветы на лугу посмеялись
Сочетанью ужасному розовой «раковой шейки»
И нелепой метелки.
Но...
Не смеялся никто.
Даже больше того (что цветы!), я и сам не смеялся.
Я увидел, как ожил, как вдруг засветился букет,
Как ему не хватало
Некрасивого, в сущности, длинного, грубого стебля.
Я крапиву сорвал,
Я приставил к букету крапиву!
И — о чудо!— зеленая, мощная сочность крапивы
Озарила цветы.
А ее грубоватая сила
Оттенила всю нежность соседки ее незабудки,
Показала всю слабость малиновой тихой гвоздички,
Подчеркнула всю тонкость, всю розовость «раковой шейки».
Стебли ржи я срывал, чтоб торчали они из букета!
И татарник срывал, чтоб симметрию к черту разрушить!
И былинник срывал, чтобы мощи косматой добавить!
И поставил в кувшин,
И водой окатил из колодца,
Чтобы влага дрожала, как после дождя проливного,
Так впервые я создал
Настоящий,
Правдивый букет.
1963
(художник Марина Захарова)
#ВладимирСолоухин#ПоЧИТАТЕЛИкниг
Мне нравится
Лежать на траве. Опуститься, опрокинуться навзничь, раскинуть руки. Нет другого способа так же плотно утонуть и раствориться в синем небе, чем когда лежишь на траве. Улетаешь и тонешь сразу, в тот самый миг, как только опрокинешься и откроешь глаза. Так тонет свинцовая гирька, если ее положить на поверхность моря. Так тонет напряженный воздушный шарик (ну, скажем, метеорологический зонд), когда его выпустишь из рук. Но разве есть у них та же стремительность, та же легкость, та же скорость, что у человеческого взгляда, когда он тонет в беспредельной синеве летнего неба. Для этого надо лечь на траву и открыть глаза.
Владимир Солоухин, «Трава»
(художник Игорь Родионов, «В облаках»)
#ВладимирСолоухин#ПоЧИТАТЕЛИкниг
Владимир Солоухин, «Трава»
(художник Игорь Родионов, «В облаках»)
#ВладимирСолоухин#ПоЧИТАТЕЛИкниг
Мне нравится
14 июня 1811 года родилась Гарриет Элизабет БИЧЕР-СТОУ, американская писательница.
Широкую известность Бичер-Стоу принёс роман «Хижина дяди Тома». Как она говорила, сюжет произведения был ей «послан свыше».
Однажды во время воскресного богослужения Бичер-Стоу посетило видение: она представила, как жестокий надсмотрщик избивает пожилого негра-раба, а несчастный в этот момент молится о прощении своего мучителя. 40-летняя женщина тогда с трудом сдержалась, чтобы не расплакаться прямо в церкви, а придя домой, описала всё увиденное на бумаге и прочитала своему мужу. Тот выслушал и посоветовал «расширить» историю. Вскоре эпизод смерти героя начал «обрастать» деталями и подробностями, в конце концов превратившись в роман.
Первая глава «Хижины дяди Тома» увидела свет спустя год после «видения», 5 июня 1851 — опубликовал её вашингтонский еженедельник The National Era, ратующий за отмену рабства. Читателям отрывок понравился, и Бичер-Стоу продолжила свою работу. Каждую неделю в газете появлялась новая глава, рассказывающая о жизни доброго и порядочного негра-раба, а читатели с нетерпением ожидали очередного поворота сюжета. Так продолжалось около 10 месяцев, пока писательница не закончила свой роман.
20 марта 1852-го впервые вышло отдельное издание «Хижины дяди Тома». Книга стала невероятно успешной: 300-тысячный тираж расхватали, как горячие пирожки.
Роман белой женщины-писательницы, которая порицает рабство, восприняли неоднозначно. Многие южане обвинили Бичер-Стоу в искажении фактов и в том, что она «преувеличила» издевательства над неграми-рабами. В ответ литератор выпустила ещё одну книгу — «Ключ к хижине дяди Тома», где доказала, что в основу романа легли реальные события и её наблюдения за жизнью угнетённых.
Но рабовладельцы были по-прежнему возмущены. Вскоре в книжных магазинах начали появляться ответы на роман Бичер-Стоу — произведения, в которых авторы (в основном, южане) рассказывали о благах рабовладения и представляли плантаторов как отцов большого семейства, с заботой относящихся к своим рабам. Этот жанр в литературе получил название «Анти-Том». Сейчас большинство имён авторов, ведущих полемику с Бичер-Стоу, забыто, а их книги не очень популярны. Однако «Хижина дяди Тома» выдержала множество редакций и переведена на десятки языков.
Спустя 10 лет после публикации первой главы романа в Америке началась Гражданская война, которая закончилась отменой рабства. Многие высказывали мнение, что «Хижина дяди Тома» стала мощным пропагандистским орудием и в чём-то даже подтолкнула население к тому, чтобы сражаться за права притеснённых. Говорят, что президент Авраам Линкольн при знакомстве с Гарриет Бичер-Стоу произнёс: «Так это вы та маленькая леди, которая начала такую большую войну».
#ГарриетБичерСтоу#ПоЧИТАТЕЛИкниг
Широкую известность Бичер-Стоу принёс роман «Хижина дяди Тома». Как она говорила, сюжет произведения был ей «послан свыше».
Однажды во время воскресного богослужения Бичер-Стоу посетило видение: она представила, как жестокий надсмотрщик избивает пожилого негра-раба, а несчастный в этот момент молится о прощении своего мучителя. 40-летняя женщина тогда с трудом сдержалась, чтобы не расплакаться прямо в церкви, а придя домой, описала всё увиденное на бумаге и прочитала своему мужу. Тот выслушал и посоветовал «расширить» историю. Вскоре эпизод смерти героя начал «обрастать» деталями и подробностями, в конце концов превратившись в роман.
Первая глава «Хижины дяди Тома» увидела свет спустя год после «видения», 5 июня 1851 — опубликовал её вашингтонский еженедельник The National Era, ратующий за отмену рабства. Читателям отрывок понравился, и Бичер-Стоу продолжила свою работу. Каждую неделю в газете появлялась новая глава, рассказывающая о жизни доброго и порядочного негра-раба, а читатели с нетерпением ожидали очередного поворота сюжета. Так продолжалось около 10 месяцев, пока писательница не закончила свой роман.
20 марта 1852-го впервые вышло отдельное издание «Хижины дяди Тома». Книга стала невероятно успешной: 300-тысячный тираж расхватали, как горячие пирожки.
Роман белой женщины-писательницы, которая порицает рабство, восприняли неоднозначно. Многие южане обвинили Бичер-Стоу в искажении фактов и в том, что она «преувеличила» издевательства над неграми-рабами. В ответ литератор выпустила ещё одну книгу — «Ключ к хижине дяди Тома», где доказала, что в основу романа легли реальные события и её наблюдения за жизнью угнетённых.
Но рабовладельцы были по-прежнему возмущены. Вскоре в книжных магазинах начали появляться ответы на роман Бичер-Стоу — произведения, в которых авторы (в основном, южане) рассказывали о благах рабовладения и представляли плантаторов как отцов большого семейства, с заботой относящихся к своим рабам. Этот жанр в литературе получил название «Анти-Том». Сейчас большинство имён авторов, ведущих полемику с Бичер-Стоу, забыто, а их книги не очень популярны. Однако «Хижина дяди Тома» выдержала множество редакций и переведена на десятки языков.
Спустя 10 лет после публикации первой главы романа в Америке началась Гражданская война, которая закончилась отменой рабства. Многие высказывали мнение, что «Хижина дяди Тома» стала мощным пропагандистским орудием и в чём-то даже подтолкнула население к тому, чтобы сражаться за права притеснённых. Говорят, что президент Авраам Линкольн при знакомстве с Гарриет Бичер-Стоу произнёс: «Так это вы та маленькая леди, которая начала такую большую войну».
#ГарриетБичерСтоу#ПоЧИТАТЕЛИкниг
Мне нравится
Наум Коржавин
Уже июнь. Темней вокруг кусты.
И воздух — сух. И стала осень ближе.
Прости меня, Господь… Но красоты
Твоей земли уже почти не вижу.
Всё думаю, куда ведут пути,
Кляну свой век и вдаль смотрю несмело,
Как будто я рождён был мир спасти,
И до всего другого нет мне дела.
Как будто не Тобой мне жизнь дана,
Не Ты все эти краски шлешь навстречу…
Я не заметил, как прошла весна,
Я так зимы и лета не замечу.
1972
(художник Станислав Жуковский)
#НаумКоржавин#ПоЧИТАТЕЛИкниг
Уже июнь. Темней вокруг кусты.
И воздух — сух. И стала осень ближе.
Прости меня, Господь… Но красоты
Твоей земли уже почти не вижу.
Всё думаю, куда ведут пути,
Кляну свой век и вдаль смотрю несмело,
Как будто я рождён был мир спасти,
И до всего другого нет мне дела.
Как будто не Тобой мне жизнь дана,
Не Ты все эти краски шлешь навстречу…
Я не заметил, как прошла весна,
Я так зимы и лета не замечу.
1972
(художник Станислав Жуковский)
#НаумКоржавин#ПоЧИТАТЕЛИкниг
Мне нравится