Киношная группа приехала в Переделкино снимать дедушку Корнея. Все понимали, что запись на природе выгодно отличается от съёмки в квартире.
Корней Иванович рассказал об усатом Тараканище, Мухе-цокотухе, бегемоте, застрявшем в болоте. Киношники закончили съёмку, свернули аппаратуру и вышли на улицу.
– Хорошо у них в Переделкине! – сказал режиссёр, потягиваясь. – Птички поют. Пиши себе и ни о чём не думай.
Он вдруг увидел пионерку, которая шла в их сторону по улице. Это была замечательная девочка, с белым бантом на голове, алым галстуком на груди и красными сандалиями на крепких ножках.
– Давайте запишем девочку, – распорядился он. – Пусть скажет, как она любит дедушку Корнея.
Оператор включил камеру.
– Ты знаешь, кто такой Корней Чуковский? – спросил режиссёр, протягивая к девочке микрофон.
– Знаю! – громко ответила пионерка, глядя на него ясными глазами. – Это очень плохой писатель!
Микрофон выпал из рук режиссёра. Девочка проследовала по улице дальше. Режиссёр не поленился и ещё раз сходил к Чуковскому.
– Это внучка Катаева… – потупил глаза классик.
В этом эпизоде отразилась вся жизнь переделкинских писателей. Любили они друг друга истово.
Из книги Алеся Кожедуба «Внуковский лес»
(на фото Корней Чуковский и Валентин Катаев на отдыхе в Переделкино)
#этоинтересно#ПоЧИТАТЕЛИкниг
Другие записи сообщества
B 1926 гoдy к извecтнoмy пcиxиaтpy пpишeл изнypeнный дo диcтpoфии пaциeнт, cyдя пo мaнepaм — «из бывшиx», c жaлoбoй нa бecпpичиннyю тocкy и aпaтию, из-зa кoтopыx oн coвceм нe мoжeт ecть и cпaть.
Ocмoтpeв eгo, вpaч пpoпиcaл … читaть юмopиcтичecкиe paccкaзы: «Лyчшe вceгo, бaтeнькa, вoзьмитe тoмик Зoщeнкo. Moжeт быть, вaм пoкaжeтcя пpocтoвaтo, этaк пo-пpoлeтapcки. Ho cмeшнo! Этoт Зoщeнкo – бoльшoй вeceльчaк». «Дoктop, — гpycтнo вздoxнyл ипoxoндpик. — Я и ecть Зoщeнкo».
#литературныйанекдот#МихаилЗощенко#ПоЧИТАТЕЛИкниг
Ocмoтpeв eгo, вpaч пpoпиcaл … читaть юмopиcтичecкиe paccкaзы: «Лyчшe вceгo, бaтeнькa, вoзьмитe тoмик Зoщeнкo. Moжeт быть, вaм пoкaжeтcя пpocтoвaтo, этaк пo-пpoлeтapcки. Ho cмeшнo! Этoт Зoщeнкo – бoльшoй вeceльчaк». «Дoктop, — гpycтнo вздoxнyл ипoxoндpик. — Я и ecть Зoщeнкo».
#литературныйанекдот#МихаилЗощенко#ПоЧИТАТЕЛИкниг
Мне нравится
Саша Черный
На петербургской даче
Промокло небо и земля,
Душа и тело отсырели.
С утра до вечера скуля,
Циничный ветер лезет в щели.
Дрожу, как мокрая овца…
И нет конца, и нет конца!
Не ем прекрасных огурцов,
С тоской смотрю на землянику:
Вдруг отойти в страну отцов
В холерных корчах — слишком дико…
Сам Мережковский учит нас,
Что смерть страшна, как папуас.
В объятьях шерстяных носков
Смотрю, как дождь плюет на стекла.
Ах, жив бездарнейший Гучков,
Но нет великого Патрокла!
И в довершение беды
Гучков не пьет сырой воды.
Ручьи сбегают со стволов.
Городовой надел накидку.
Гурьба учащихся ослов
Бежит за горничною Лидкой.
Собачья свадьба… Чахлый гром.
И два спасенья: бром и ром.
На потолке в сырой тени
Уснули мухи. Сатанею…
Какой восторг в такие дни
Узнать, что шаху дали в шею!
И только к вечеру поймешь,
Что твой восторг — святая ложь…
Горит свеча. Для счета дней
Срываю листик календарный —
Строфа из Бальмонта. Под ней:
«Борщок, шнель-клопс и мусс янтарный».
Дрожу, как мокрая овца…
И нет конца, и нет конца!
(художник Юрий Поздняков)
#СашаЧерный#ПоЧИТАТЕЛИкниг
На петербургской даче
Промокло небо и земля,
Душа и тело отсырели.
С утра до вечера скуля,
Циничный ветер лезет в щели.
Дрожу, как мокрая овца…
И нет конца, и нет конца!
Не ем прекрасных огурцов,
С тоской смотрю на землянику:
Вдруг отойти в страну отцов
В холерных корчах — слишком дико…
Сам Мережковский учит нас,
Что смерть страшна, как папуас.
В объятьях шерстяных носков
Смотрю, как дождь плюет на стекла.
Ах, жив бездарнейший Гучков,
Но нет великого Патрокла!
И в довершение беды
Гучков не пьет сырой воды.
Ручьи сбегают со стволов.
Городовой надел накидку.
Гурьба учащихся ослов
Бежит за горничною Лидкой.
Собачья свадьба… Чахлый гром.
И два спасенья: бром и ром.
На потолке в сырой тени
Уснули мухи. Сатанею…
Какой восторг в такие дни
Узнать, что шаху дали в шею!
И только к вечеру поймешь,
Что твой восторг — святая ложь…
Горит свеча. Для счета дней
Срываю листик календарный —
Строфа из Бальмонта. Под ней:
«Борщок, шнель-клопс и мусс янтарный».
Дрожу, как мокрая овца…
И нет конца, и нет конца!
(художник Юрий Поздняков)
#СашаЧерный#ПоЧИТАТЕЛИкниг
Мне нравится
13 октября 1829 года родился Петр Иванович БАРТЕНЕВ – историк, археограф, издатель, библиограф.
Он стал одним из основателей отечественного пушкиноведения, подготовил и издал «Собрание писем царя Алексея Михайловича», передал Герцену для издания за границей копию «Записок» Екатерины II. Главным делом его жизни стала подготовка и издание в Москве журнала «Русский архив».
С января 1863 года по 1912 год П.И. Бартенев являлся бессменным издателем знаменитого историко-литературного журнала «Русский архив», в котором публиковались уникальные архивные материалы по истории России и отечественной словесности. В своём журнале Бартенев впервые обнародовал массу архивных документов XVII–XIX столетий, благодаря чему журнал этот до сих пор остаётся необходимым пособием для исследователей отечественной истории.
За более чем пятьдесят лет существования журнала вышло 598 его томов. Издатель «Русского архива» П. И. Бартенев был и автором, и составителем, и редактором, и корректором, и плановиком, и бухгалтером и директором, и комментатором этого уникального издания. Пётр Бартенев успевал делать в одиночку то, что теперь выполняют многолюдные институты и редакции!
Валерий Брюсов дал следующую меткую характеристику издателю знаменитого исторического журнала: «Эйфелева башня «Русского архива» воздвигнута одним человеком».
Журнал Бартенева называли «живой картиной былого». Сам он любил повторять: «Если хочешь знать историю, всегда лучше обращаться к первоисточнику». Пётр Бартенев поражал современников глубочайшей эрудицией и феноменальной памятью. Его сведения отличались точностью, глубиной мысли, а ко всем этим достоинствам прибавлялась живость изложения, образность, любовь к родному слову и русской литературе.
Кроме публикаций документов и источников, историк и археограф Пётр Бартенев уделял большое внимание устным рассказам, воспоминаниям современников и участников исторических событий XIX века. Не жалея времени, он общался с «интересными» людьми, сам записывал воспоминания, превращал их в письменные источники и публиковал на страницах журналов.
П. И. Бартенев ни разу не видел Александра Сергеевича Пушкина. Он впервые услышал о великом национальном Поэте в возрасте восьми лет и пережил при этом глубокое потрясение. Зимой 1837 года до Бартеневых дошла скорбная весть о гибели Пушкина на дуэли. В семье наступил траур. Мать плакала, как плачут по самым родным и близким людям.
В 1850 году Бартенев попал в дом Нащокина, где получил доступ к письмам поэта. Интересный факт: в доме Нащокина в эти письма были завёрнуты …свечи! С публикации использовавшихся не по назначению писем и началась неутомимая деятельность Бартенева-пушкиниста. Его по праву считают основателем отечественного пушкиноведения. Бартенев первым среди современников стал записывать воспоминания очевидцев о горячо любимом им поэте.
В 1864 году состоялось знакомство П. И. Бартенева с Л. Н. Толстым, которому Пётр Иванович подбирал исторический материал для романа «Война и мир». То ли Бартенев не был большим знатоком военной истории, то ли Лев Толстой не слишком прислушивался к его советам. Как известно, в романе допущена масса исторических ошибок, разоблачённых впоследствии военными историками и современниками Толстого. Сам Толстой отчасти признавал, что без исторических консультаций П. И. Бартенева ошибок в его романе было бы ещё больше.
Петр Иванович Бартенев умер 22 октября 1912 года. Последнее желание историка состояло в том, чтобы со смертного одра его перенесли поближе к столу. Там лежали рукописи, подготовленные к выпуску юбилейного (600-го по счёту) номера журнала «Русский архив».
#ПетрБартенев#ПоЧИТАТЕЛИкниг
Он стал одним из основателей отечественного пушкиноведения, подготовил и издал «Собрание писем царя Алексея Михайловича», передал Герцену для издания за границей копию «Записок» Екатерины II. Главным делом его жизни стала подготовка и издание в Москве журнала «Русский архив».
С января 1863 года по 1912 год П.И. Бартенев являлся бессменным издателем знаменитого историко-литературного журнала «Русский архив», в котором публиковались уникальные архивные материалы по истории России и отечественной словесности. В своём журнале Бартенев впервые обнародовал массу архивных документов XVII–XIX столетий, благодаря чему журнал этот до сих пор остаётся необходимым пособием для исследователей отечественной истории.
За более чем пятьдесят лет существования журнала вышло 598 его томов. Издатель «Русского архива» П. И. Бартенев был и автором, и составителем, и редактором, и корректором, и плановиком, и бухгалтером и директором, и комментатором этого уникального издания. Пётр Бартенев успевал делать в одиночку то, что теперь выполняют многолюдные институты и редакции!
Валерий Брюсов дал следующую меткую характеристику издателю знаменитого исторического журнала: «Эйфелева башня «Русского архива» воздвигнута одним человеком».
Журнал Бартенева называли «живой картиной былого». Сам он любил повторять: «Если хочешь знать историю, всегда лучше обращаться к первоисточнику». Пётр Бартенев поражал современников глубочайшей эрудицией и феноменальной памятью. Его сведения отличались точностью, глубиной мысли, а ко всем этим достоинствам прибавлялась живость изложения, образность, любовь к родному слову и русской литературе.
Кроме публикаций документов и источников, историк и археограф Пётр Бартенев уделял большое внимание устным рассказам, воспоминаниям современников и участников исторических событий XIX века. Не жалея времени, он общался с «интересными» людьми, сам записывал воспоминания, превращал их в письменные источники и публиковал на страницах журналов.
П. И. Бартенев ни разу не видел Александра Сергеевича Пушкина. Он впервые услышал о великом национальном Поэте в возрасте восьми лет и пережил при этом глубокое потрясение. Зимой 1837 года до Бартеневых дошла скорбная весть о гибели Пушкина на дуэли. В семье наступил траур. Мать плакала, как плачут по самым родным и близким людям.
В 1850 году Бартенев попал в дом Нащокина, где получил доступ к письмам поэта. Интересный факт: в доме Нащокина в эти письма были завёрнуты …свечи! С публикации использовавшихся не по назначению писем и началась неутомимая деятельность Бартенева-пушкиниста. Его по праву считают основателем отечественного пушкиноведения. Бартенев первым среди современников стал записывать воспоминания очевидцев о горячо любимом им поэте.
В 1864 году состоялось знакомство П. И. Бартенева с Л. Н. Толстым, которому Пётр Иванович подбирал исторический материал для романа «Война и мир». То ли Бартенев не был большим знатоком военной истории, то ли Лев Толстой не слишком прислушивался к его советам. Как известно, в романе допущена масса исторических ошибок, разоблачённых впоследствии военными историками и современниками Толстого. Сам Толстой отчасти признавал, что без исторических консультаций П. И. Бартенева ошибок в его романе было бы ещё больше.
Петр Иванович Бартенев умер 22 октября 1912 года. Последнее желание историка состояло в том, чтобы со смертного одра его перенесли поближе к столу. Там лежали рукописи, подготовленные к выпуску юбилейного (600-го по счёту) номера журнала «Русский архив».
#ПетрБартенев#ПоЧИТАТЕЛИкниг
Мне нравится
Наверное, отчуждение родины всегда начинается с холодного очага. Я помню, как судьба вынудила мою мать уехать из деревни в город и как сразу страшен, тягостен стал для меня образ навсегда остывшей родимой печи. Тиль Уленшпигель на всю Фландрию вопил о пепле Клааса. И гёзы собирались на этот призыв со всей Фландрии. Мне же вопить не позволяет совесть, хотя и в мое сердце стучит пепел: на наших глазах, быстро, один за другим потухают очаги нашей деревенской родины – истоки всего.
И хотя мы покидаем родные места, все-таки мы снова и снова возвращаемся к ним, как бы ни грешили знакомством с другими краями. Потому что жить без этой малой родины невозможно. Ведь человек счастлив, пока у него есть родина…
Что ж, покамест у нас есть Бобришный, есть родина. Нам нечего стыдиться писать это слово с маленькой буквы: ведь здесь, на Бобришном, и начинается для нас большая родина. Да, человек счастлив, пока у него есть Родина. Как бы ни сурова, ни неласкова была она со своим сыном, нам никогда от нее не отречься.
Василий Белов, «Бобришный угор»
~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~
«Бобришный угор» — один из прекрасных рассказов Василия Белова, посвящённых другу, земляку, известному поэту Александру Яшину. В последние годы жизни Александр Яшин построил для себя домик для отдыха и работы в Вологодской области, далеко от «цивилизации», в лесу. Но бывать здесь пришлось недолго, потому что Яшин вскоре скончался от тяжёлой болезни. Василий Белов описывает посещение этого места уже после смерти друга.
(художник Ярослав Зяблов)
#ВасилийБелов#БобришныйУгор#родина#ПоЧИТАТЕЛИкниг
И хотя мы покидаем родные места, все-таки мы снова и снова возвращаемся к ним, как бы ни грешили знакомством с другими краями. Потому что жить без этой малой родины невозможно. Ведь человек счастлив, пока у него есть родина…
Что ж, покамест у нас есть Бобришный, есть родина. Нам нечего стыдиться писать это слово с маленькой буквы: ведь здесь, на Бобришном, и начинается для нас большая родина. Да, человек счастлив, пока у него есть Родина. Как бы ни сурова, ни неласкова была она со своим сыном, нам никогда от нее не отречься.
Василий Белов, «Бобришный угор»
~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~
«Бобришный угор» — один из прекрасных рассказов Василия Белова, посвящённых другу, земляку, известному поэту Александру Яшину. В последние годы жизни Александр Яшин построил для себя домик для отдыха и работы в Вологодской области, далеко от «цивилизации», в лесу. Но бывать здесь пришлось недолго, потому что Яшин вскоре скончался от тяжёлой болезни. Василий Белов описывает посещение этого места уже после смерти друга.
(художник Ярослав Зяблов)
#ВасилийБелов#БобришныйУгор#родина#ПоЧИТАТЕЛИкниг
Мне нравится
Георгий Иванов
Глядит печаль огромными глазами
На золото осенних тополей,
На первый треугольник журавлей,
И взмахивает слабыми крылами.
Малиновка моя, не улетай,
Зачем тебе Алжир, зачем Китай?
Трубит рожок, и почтальон румяный,
Вскочив в повозку, говорит: «Прощай»,
А на террасе разливают чай
В большие неуклюжие стаканы.
И вот струю крутого кипятка
Последний луч позолотил слегка.
Я разленился. Я могу часами
Следить за перелетом ветерка
И проплывающие облака
Воображать большими парусами.
Скользит галера. Золотой грифон
Колеблется, на запад устремлен...
А школьница любовь твердит прилежно
Урок. Увы — лишь в повтореньи он!
Но в этот час, когда со всех сторон
Осенние листы шуршат так нежно
И встреча с вами дальше, чем Китай,
О грусть влюбленная, не улетай!
1920 год
(художник Эдуард Панов)
#ГеоргийИванов#ПоЧИТАТЕЛИкниг
Глядит печаль огромными глазами
На золото осенних тополей,
На первый треугольник журавлей,
И взмахивает слабыми крылами.
Малиновка моя, не улетай,
Зачем тебе Алжир, зачем Китай?
Трубит рожок, и почтальон румяный,
Вскочив в повозку, говорит: «Прощай»,
А на террасе разливают чай
В большие неуклюжие стаканы.
И вот струю крутого кипятка
Последний луч позолотил слегка.
Я разленился. Я могу часами
Следить за перелетом ветерка
И проплывающие облака
Воображать большими парусами.
Скользит галера. Золотой грифон
Колеблется, на запад устремлен...
А школьница любовь твердит прилежно
Урок. Увы — лишь в повтореньи он!
Но в этот час, когда со всех сторон
Осенние листы шуршат так нежно
И встреча с вами дальше, чем Китай,
О грусть влюбленная, не улетай!
1920 год
(художник Эдуард Панов)
#ГеоргийИванов#ПоЧИТАТЕЛИкниг
Мне нравится
В октябре 1912 года Александр Блок написал стихотворение «Ночь, улица, фонарь, аптека».
Одним из первых, кому Блок показал свои мрачные строки, стал его друг, также поэт – Василий Гиппиус. Василий Васильевич вспоминал в своих мемуарах, что был поражен унынием, царящим меж этих строк, и единственное, что он смог сказать – это заметить, что и возле его дома есть аптека. На это Блок без тени улыбки ответил: «У каждого дома есть аптека».
Литературоведы и биографы, интересующиеся стихотворением Блока «Ночь, улица, фонарь, аптека», любят спорить о том, какая же аптека упоминалась в этих строках. Исследователи сходятся на том, что, скорее всего, источником вдохновения послужило заведение, находящееся на пересечении Крюкова канала и Офицерской улицы.
Стихотворение «Ночь, улица, фонарь, аптека» относится к числу известнейших в лирическом наследии поэта и входит в цикл «Пляски смерти».
Ночь, улица, фонарь, аптека,
Бессмысленный и тусклый свет.
Живи еще хоть четверть века –
Все будет так. Исхода нет.
Умрешь – начнешь опять сначала,
И повторится все, как встарь:
Ночь, ледяная рябь канала,
Аптека, улица, фонарь.
#АлександрБлок#ПоЧИТАТЕЛИкниг
Одним из первых, кому Блок показал свои мрачные строки, стал его друг, также поэт – Василий Гиппиус. Василий Васильевич вспоминал в своих мемуарах, что был поражен унынием, царящим меж этих строк, и единственное, что он смог сказать – это заметить, что и возле его дома есть аптека. На это Блок без тени улыбки ответил: «У каждого дома есть аптека».
Литературоведы и биографы, интересующиеся стихотворением Блока «Ночь, улица, фонарь, аптека», любят спорить о том, какая же аптека упоминалась в этих строках. Исследователи сходятся на том, что, скорее всего, источником вдохновения послужило заведение, находящееся на пересечении Крюкова канала и Офицерской улицы.
Стихотворение «Ночь, улица, фонарь, аптека» относится к числу известнейших в лирическом наследии поэта и входит в цикл «Пляски смерти».
Ночь, улица, фонарь, аптека,
Бессмысленный и тусклый свет.
Живи еще хоть четверть века –
Все будет так. Исхода нет.
Умрешь – начнешь опять сначала,
И повторится все, как встарь:
Ночь, ледяная рябь канала,
Аптека, улица, фонарь.
#АлександрБлок#ПоЧИТАТЕЛИкниг
Мне нравится
Иногда садовник срезал мне несколько левкоев или махровых гвоздик. Я стеснялся везти их через голодную и озабоченную Москву и потому всегда заворачивал в бумагу очень тщательно и так хитро, чтобы нельзя было догадаться, что в пакете у меня цветы.
Однажды в трамвае пакет надорвался. Я не заметил этого, пока пожилая женщина в белой косынке не спросила меня:
– И где это вы сейчас достали такую прелесть?
– Осторожнее их держите, – предупредила кондукторша, – а то затолкают вас и все цветы помнут. Знаете, какой у нас народ.
– Кто это затолкает? – вызывающе спросил матрос с патронташем на поясе и тотчас же ощетинился на точильщика, пробиравшегося сквозь толпу пассажиров со своим точильным станком. – Куда лезешь! Видишь – цветы. Растяпа!
– Гляди, какой чувствительный! – огрызнулся точильщик, но, видимо, только для того, чтобы соблюсти достоинство. – А еще флотский!
– Ты на флотских не бросайся! А то недолго и глаза тебе протереть!
– Господи, из-за цветов и то лаются! – вздохнула молодая женщина с грудным ребенком. – Мой муж, уж на что – серьезный, солидный, а принес мне в родильный дом черемуху, когда я родила вот этого, первенького.
Кто-то судорожно дышал у меня за спиной, и я услышал шепот, такой тихий, что не сразу сообразил, откуда он идет. Я оглянулся. Позади меня стояла бледная девочка лет десяти в выцветшем розовом платье и умоляюще смотрела на меня круглыми серыми, как оловянные плошки, глазами.
– Дяденька, – сказала она сипло и таинственно, – дайте цветочек! Ну, пожалуйста, дайте.
Я дал ей махровую гвоздику. Под завистливый и возмущенный говор пассажиров девочка начала отчаянно продираться к задней площадке, выскочила на ходу из вагона и исчезла.
– Совсем ошалела! – сказала кондукторша. – Дура ненормальная! Так каждый бы попросил цветок, если бы совесть ему позволяла.
Я вынул из букета и подал кондукторше вторую гвоздику. Пожилая кондукторша покраснела до слез и опустила на цветок сияющие глаза.
Тотчас несколько рук молча потянулись ко мне. Я роздал весь букет и вдруг увидел в обшарпанном вагоне трамвая столько блеска в глазах, приветливых улыбок, столько восхищения, сколько не встречал, кажется, никогда ни до этого случая, ни после. Как будто в грязный этот вагон ворвалось ослепительное солнце и принесло молодость всем этим утомленным и озабоченным людям. Мне желали счастья, здоровья, самой красивой невесты и еще невесть чего.
Пожилой костлявый человек в поношенной черной куртке низко наклонил стриженую голову, открыл парусиновый портфель, бережно спрятал в него цветок, и мне показалось, что на засаленный портфель упала слеза.
Константин Паустовский, «Повесть о жизни»
(художник Сергей Боев)
#КонстантинПаустовский#ПоЧИТАТЕЛИкниг
Однажды в трамвае пакет надорвался. Я не заметил этого, пока пожилая женщина в белой косынке не спросила меня:
– И где это вы сейчас достали такую прелесть?
– Осторожнее их держите, – предупредила кондукторша, – а то затолкают вас и все цветы помнут. Знаете, какой у нас народ.
– Кто это затолкает? – вызывающе спросил матрос с патронташем на поясе и тотчас же ощетинился на точильщика, пробиравшегося сквозь толпу пассажиров со своим точильным станком. – Куда лезешь! Видишь – цветы. Растяпа!
– Гляди, какой чувствительный! – огрызнулся точильщик, но, видимо, только для того, чтобы соблюсти достоинство. – А еще флотский!
– Ты на флотских не бросайся! А то недолго и глаза тебе протереть!
– Господи, из-за цветов и то лаются! – вздохнула молодая женщина с грудным ребенком. – Мой муж, уж на что – серьезный, солидный, а принес мне в родильный дом черемуху, когда я родила вот этого, первенького.
Кто-то судорожно дышал у меня за спиной, и я услышал шепот, такой тихий, что не сразу сообразил, откуда он идет. Я оглянулся. Позади меня стояла бледная девочка лет десяти в выцветшем розовом платье и умоляюще смотрела на меня круглыми серыми, как оловянные плошки, глазами.
– Дяденька, – сказала она сипло и таинственно, – дайте цветочек! Ну, пожалуйста, дайте.
Я дал ей махровую гвоздику. Под завистливый и возмущенный говор пассажиров девочка начала отчаянно продираться к задней площадке, выскочила на ходу из вагона и исчезла.
– Совсем ошалела! – сказала кондукторша. – Дура ненормальная! Так каждый бы попросил цветок, если бы совесть ему позволяла.
Я вынул из букета и подал кондукторше вторую гвоздику. Пожилая кондукторша покраснела до слез и опустила на цветок сияющие глаза.
Тотчас несколько рук молча потянулись ко мне. Я роздал весь букет и вдруг увидел в обшарпанном вагоне трамвая столько блеска в глазах, приветливых улыбок, столько восхищения, сколько не встречал, кажется, никогда ни до этого случая, ни после. Как будто в грязный этот вагон ворвалось ослепительное солнце и принесло молодость всем этим утомленным и озабоченным людям. Мне желали счастья, здоровья, самой красивой невесты и еще невесть чего.
Пожилой костлявый человек в поношенной черной куртке низко наклонил стриженую голову, открыл парусиновый портфель, бережно спрятал в него цветок, и мне показалось, что на засаленный портфель упала слеза.
Константин Паустовский, «Повесть о жизни»
(художник Сергей Боев)
#КонстантинПаустовский#ПоЧИТАТЕЛИкниг
Мне нравится
10 октября 1863 года родился Владимир ОБРУЧЕВ, выдающийся русский геолог, палеонтолог, географ, писатель-фантаст.
Он продолжил исследования, начатые знаменитым путешественником Николаем Пржевальским. Однако чаще всего Обручева вспоминают не как человека науки, а как писателя, автора романа «Земля Санникова». Эта книга считается фантастической, хотя в ее основе лежат подлинные документы. Владимир Афанасьевич верил в существование легендарной, таинственной земли Санникова и до последних дней искал ее.
Фантастический роман В.А. Обручева «Земля Санникова» основан на двух легендах. Первая говорит о том, что севернее Новосибирских островов лежит неизвестная земля, которую якобы видел еще в 1811 г. промышленник Яков Санников, а в 1886 г. – полярный исследователь Э.В. Толль. Вторая – рассказывает о загадочном племени онкилонов, которое жило вдоль берега Северного Ледовитого океана, а затем таинственно исчезло. Первое издание книги, вышедшее в 1926 г., так и называлось «Земля Санникова, или Последние онкилоны».
Другое научно-фантастическое произведение Обручева – «Плутония» тоже основано на двух легендах: на гипотезе о пустотности Земли и на предположении о том, что среди льдов Арктики существует вход в эту внутреннюю полость.
После смерти ученого в его архиве нашли неопубликованные повести «Коралловый остров» и «Тепловая шахта», психологически-бытовой роман «Лик многогранный» и пьесу «Остров блаженных», начатую повесть «Завоевание тундры» и план фантастической повести «Солнце гаснет», много других начинаний и планов. Некоторые из этих произведений были напечатаны. А всего нам в наследство ученый оставил более тысячи различных произведений (около 24000 страниц): научные монографии, учебники, рецензии, рефераты, фантастические и приключенческие романы и 150 научно-популярных статей и книг.
Именем Обручева названы хребет в Тувинской автономной области, степь на юго-востоке Каракумов между Мургабом и Амударьей, ледники на полярном Урале и в Монгольском Алтае, вершина в хребте Сайлюгем на Алтае, вулкан в Забайкалье, гора в хребте Хамар-Дабан, подводная возвышенность в Тихом океане у берегов Камчатки, минерал обручевит (асфальтит из Джунгарии).
Владимир Афанасьевич Обручев останется в нашей памяти как замечательный ученый и не менее выдающийся популяризатор, пропагандист научных знаний.
В 1973 году по роману «Земля Санникова» был снят одноименный художественный фильм.
#ВладимирОбручев#ПоЧИТАТЕЛИкниг
Он продолжил исследования, начатые знаменитым путешественником Николаем Пржевальским. Однако чаще всего Обручева вспоминают не как человека науки, а как писателя, автора романа «Земля Санникова». Эта книга считается фантастической, хотя в ее основе лежат подлинные документы. Владимир Афанасьевич верил в существование легендарной, таинственной земли Санникова и до последних дней искал ее.
Фантастический роман В.А. Обручева «Земля Санникова» основан на двух легендах. Первая говорит о том, что севернее Новосибирских островов лежит неизвестная земля, которую якобы видел еще в 1811 г. промышленник Яков Санников, а в 1886 г. – полярный исследователь Э.В. Толль. Вторая – рассказывает о загадочном племени онкилонов, которое жило вдоль берега Северного Ледовитого океана, а затем таинственно исчезло. Первое издание книги, вышедшее в 1926 г., так и называлось «Земля Санникова, или Последние онкилоны».
Другое научно-фантастическое произведение Обручева – «Плутония» тоже основано на двух легендах: на гипотезе о пустотности Земли и на предположении о том, что среди льдов Арктики существует вход в эту внутреннюю полость.
После смерти ученого в его архиве нашли неопубликованные повести «Коралловый остров» и «Тепловая шахта», психологически-бытовой роман «Лик многогранный» и пьесу «Остров блаженных», начатую повесть «Завоевание тундры» и план фантастической повести «Солнце гаснет», много других начинаний и планов. Некоторые из этих произведений были напечатаны. А всего нам в наследство ученый оставил более тысячи различных произведений (около 24000 страниц): научные монографии, учебники, рецензии, рефераты, фантастические и приключенческие романы и 150 научно-популярных статей и книг.
Именем Обручева названы хребет в Тувинской автономной области, степь на юго-востоке Каракумов между Мургабом и Амударьей, ледники на полярном Урале и в Монгольском Алтае, вершина в хребте Сайлюгем на Алтае, вулкан в Забайкалье, гора в хребте Хамар-Дабан, подводная возвышенность в Тихом океане у берегов Камчатки, минерал обручевит (асфальтит из Джунгарии).
Владимир Афанасьевич Обручев останется в нашей памяти как замечательный ученый и не менее выдающийся популяризатор, пропагандист научных знаний.
В 1973 году по роману «Земля Санникова» был снят одноименный художественный фильм.
#ВладимирОбручев#ПоЧИТАТЕЛИкниг
Мне нравится
Татьяна Щепкина-Куперник
Да здравствует книга!
Отраженье исчезнувших лет,
Облегченье житейского ига.
Вечных истин немеркнущий свет —
Это книга. Да здравствует книга!
Неустанных исканий залог.
Радость каждого нового сдвига,
Указанье грядущих дорог —
Это — книга. Да здравствует— книга!
Чистых радостей светлый исток,
Закрепленье счастливого мига.
Лучший друг, если ты одинок, —
Это книга. Да здравствует книга!
(художник Оксана Рощина-Егорова)
#ТатьянаЩепкинаКуперник#книга#ПоЧИТАТЕЛИкниг
Да здравствует книга!
Отраженье исчезнувших лет,
Облегченье житейского ига.
Вечных истин немеркнущий свет —
Это книга. Да здравствует книга!
Неустанных исканий залог.
Радость каждого нового сдвига,
Указанье грядущих дорог —
Это — книга. Да здравствует— книга!
Чистых радостей светлый исток,
Закрепленье счастливого мига.
Лучший друг, если ты одинок, —
Это книга. Да здравствует книга!
(художник Оксана Рощина-Егорова)
#ТатьянаЩепкинаКуперник#книга#ПоЧИТАТЕЛИкниг
Мне нравится
Самуил Маршак
Осеннее
На кровлях тихих дач и в поле на земле
Чернеют птицы. В ясную погоду
Мелькают стаями в осенней светлой мгле,
Как легкий дым, плывут по небосводу.
В такие дни на даче, в глубине,
Поет рояль прощальное признанье:
Увидимся к весне. Увидимся во сне.
Лишь не забудь исполнить обещанье!
И роща бедная, умильно дорожа
Цветными листьями на тонких черных прутьях,
Не ропщет, не шумит и слушает, дрожа,
Разгул ветров на перепутьях.
1912 год
(художник Андрей Захаров)
#СамуилМаршак#осень#ПоЧИТАТЕЛИкниг
Осеннее
На кровлях тихих дач и в поле на земле
Чернеют птицы. В ясную погоду
Мелькают стаями в осенней светлой мгле,
Как легкий дым, плывут по небосводу.
В такие дни на даче, в глубине,
Поет рояль прощальное признанье:
Увидимся к весне. Увидимся во сне.
Лишь не забудь исполнить обещанье!
И роща бедная, умильно дорожа
Цветными листьями на тонких черных прутьях,
Не ропщет, не шумит и слушает, дрожа,
Разгул ветров на перепутьях.
1912 год
(художник Андрей Захаров)
#СамуилМаршак#осень#ПоЧИТАТЕЛИкниг
Мне нравится