Дружба по интересам
Мне было 14 лет, когда случилась эта история.
Тогда мы с подругами умирали от скуки, и всё своё свободное время тратили на группу «Тату», сериал «Зачарованные», праздную болтовню про парней. И, конечно, мечтали, как внезапно станем хоть кем-то особенным, а приключения сами свалятся на голову.
Чтобы поскорее приблизить такой вожделенный момент я, Марина и Юля сообща ударились в готику. Сколько же значительности в собственных глазах нам придавали простенькие чёрные шмотки с оптовки. «Тату» быстро сменились на Мэнсона, а от просмотров похождений ведьм мы быстро перешли к действию. Теперь ни одна встреча с девчонками не обходилась без попыток заглянуть в будущее или вызвать потусторонних сущностей. Но карты отчаянно врали, а сущности, видимо, напрочь забыли человеческий язык и посредством блюдец с иголками упорно выдавали порции отборного нечитаемого бреда.
Как ни странно, энтузиазма от неудач только прибавлялось (эх, как много в жизни значит гормональный взрыв!). Первый триумф мы испытали, когда один из наших нехитрых ритуалов проклятия ударил точно в цель. Врага было выбрать не трудно — Марина всё никак не могла поделить парня со Светкой-Наволочкой из параллельного класса. Сам объект даже не догадывался о том, какие страсти бурлят в душе начинающей ведьмы, и спокойно выгуливал Светку за ручку. Для обряда нужны были всего-то мёртвое животное, осиновые пруты и женские волосы. Юлин волнистый попугайчик весьма кстати скоропостижно скончался от старости, и после не слишком болезненных уколов совести тушка бедной птички в осиновом гнезде оказалась у порога жертвы. Наволочке хватило трёх дней, чтобы заработать открытый перелом. Наш злокозненный клуб по интересам ликовал. И хотя парень так и остался равнодушен к Маринке, плевать, теперь у нас было реальное подтверждение своих выдающихся способностей.
Книжные заклинания ушли в прошлое. Юля, самая смелая из нас, логично рассудила, что с таким-то опытом и невероятной силой мы и сами можем насочинять многотомное издание каких угодно обрядов. И таковые не заставили себя долго ждать.
Наверное, мало найдётся людей, которым не знаком дух командной работы. Один за всех и все за одного, басня про несгибаемый пучок прутьев, вместе мы сила. Каждый участник группы носит в себе деталь механизма, бесполезную саму по себе. И внезапно оказывается, что детали всех решающих общую проблему людей подходят друг другу как родные. Шестеренки начинают крутиться, обрывки задумок сливаются в ясную идею — работает!
Естественно, такое происходит не в каждом конкретном случае, не закономерно, после некоторой притирки, разумеется, но всё же. Вы испытываете приятное чувство общей правды, общей реальности, сплочение, мощь. Именно так я могу определить то состояние, в котором находились я, Марина и Юля, когда открыли свой невероятный способ общения с духами.
Уже с самого утра Юля с горящими глазами обещала показать нам нечто особенное. Она отказывалась рассказать хоть какие-то подробности, надеясь тем самым подогреть наш интерес. Её же собственного терпения хватило только до конца третьего урока.
Оказалось, накануне ей приснился удивительно реалистичный сон, где мы втроем в моей квартире общаемся с демоном. В прямом смысле слова общаемся, то есть разговариваем вслух, ведём диалог. В Юлином сне существо отвечало на наши вопросы через магнитофонную запись, пущенную задом наперёд.
Мои родители в тот день уехали к родственникам — одного этого факта хватило, чтобы девчонки с возбужденной дрожью в голосе посчитали сновидение вещим.
Пожалуй, я была единственной, кто сомневался в успехе этой затеи. В глубине души я всегда понимала — всё наше колдовство просто мрачная игра, затеянная от отчаянного голода по впечатлениям. Но мне не хватило духу высказаться вслух, я слишком боялась потерять дружбу Марины и Юли.
В 10 вечера всё было готово к ритуалу. При свете свечей мы сидели за столом на тесной кухне. Марина достала нож, каждая из нас должна была смешать свою кровь с молоком в чашке, а затем «напоить» этим глиняную фигурку ангела. Конечно, церемония включала в себя и заклинание, но, к счастью, оно уже давно стёрлось из моей памяти.
Пару минут прошли в сосредоточенном молчании. Юля вставила кассету в стоявший рядом магнитофон и запустила обратное воспроизведение. Запись, разумеется, была предварительно проверена, для исключения возможности принять желаемое за действительное. Вначале были слышны лишь обычные булькающие звуки и шорох отматываемой магнитной ленты.
Марина задала «гостю» вопрос: «Ты здесь?».
Глядя на серьёзные лица подруг, я едва сдерживалась, и уже готовилась феерическим хохотом прервать этот идиотизм. Теперь я понимаю, что моё неверие, скепсис тоже было тем самым элементом командного духа, необходимым для оживления абсурдной нелепости. В тот самый момент, когда с моих губ наполовину сорвался смешок, каждая из нас со всей четкостью услышала ответ на обращение Марины.
— Да, смешные девочки, — проквакали колонки.
Сомневаюсь, что вам хоть раз приходилось слышать подобный голос. Складывалось ощущение, будто большая жаба гулко бубнит со дна трёхлитровой банки. При любых других обстоятельствах это было бы жутко забавно, а сейчас стало просто жутко. Юля с Мариной враз побледнели, от напряжения мышц они походили на деревянных кукол.
Сама я, наверное, тоже выглядела не лучше. Но ведь мы были ведьмами, спокойно проклинающими людей, а ещё мы были подростками, которые стыдятся показать свой страх. Бодрым дрожащим голосом с тонущими в нём нотками уверенности Юля попросила «жабу» рассказать о будущем каждой из нас. Видимо, из-за шока она даже не поинтересовалась, как того требовал любой ритуал вызова духа, именем гостя.
Сущность не смутило такое нарушение приличий, у неё (него?) действительно было послание для каждой из нас. Марина узнала, что «молчание врачует некоторые недуги», Юля должна была в скором времени «образумить сиротливых». Мне досталось не менее абсурдное предсказание: «Ты ещё успеешь насладиться своей прелестью,» — не совсем точно, но вроде того. В тот раз мы торопливо проводили «жабу», удовлетворив свой голод по чудесам до седых прядей в волосах. Но наша разлука не была долгой.
Решившись на что-то однажды, а ещё и закрепив это повторным опытом, часто превращаешь некогда новое действие в привычку. Первую неделю после вызова существа мы даже не обсуждали случившееся — слишком оно не вписывалось ткань наших будней, слишком напугала нас тьма, в которую я, Юля и Марина заглянули.
Даже не смотря на явно бредовые предсказания, мало чем отличавшиеся от болтовни с духами посредством блюдечка. Хотя, пожалуй, лишь для Марины эта беседа имела крохотный смысл. Уже после сеанса спиритизма она случайно услышала, как отец разговаривал по телефону с любовницей. Ей ничего не оставалось в этой ситуации как хранить молчание — любое сильное переживание могло в буквальном смысле убить Маринину маму, недавно перенесшую операцию на сердце. Этой крупицы правды из слов духа вполне хватило для того, чтобы мы вновь обратились к нему.
Страх очень быстро уступил место нездоровому любопытному азарту. Оказалось, «жаба» была плоха лишь по части предзнаменований. При этом она детально и во всех мерзких подробностях остроумно могла расписать слабости и секреты любого из наших знакомых. Своим булькающим гулким голосом она регулярно снабжала нас отборным компромат на неугодных. Такие откровения коснулись и моей с Мариной и Юлией жизни, но мы настолько хорошо знали друг друга, что обличения со стороны могли только рассмешить.
Мы жадно ждали любой возможности пуститься в сплетни с духом, несколько веков назад, думаю, именно за такое и сжигали на костре. Но главное, мы стали ведьмами с собственной прирученной жуткой тварью, служившей нам. Больший успех трудно было представить.
В один из вечеров мистического злословия наше мрачное веселье прервал настойчивый звонок в дверь. Забавно, вот уже несколько месяцев подружки, преспокойно попивая чай, вели вслух диалоги с очевидно потусторонней сущностью, а сейчас в страхе подскочили с мест от обычной трели звонка. Как когда-то их прапрапрапрабабушки от решительного стука инквизитора.
Возможно, разумнее было просто притвориться, что никого нет дома. Взгляды девчонок красноречиво умоляли остаться, но меня будто кто-то толкнул в спину, шепнув на ухо: «Открой!»
В глазок на меня смотрела совершенно материальная незнакомая старая женщина. В простом таком зимнем советском пальто времён очередей за колбасой, шёрстяном сером платке и валенках. Страха она не вызывала, скорее жалость — на лице была написана сдерживаемая и одновременно нестерпимая мука. Решив, что старушке нужна помощь, я открыла дверь.
— Здравствуй, дочка. У меня разговор есть, но не к тебе. Юля здесь? — женщина говорила слабо и измучено.
Удивившись про себя, откуда Юлина бабушка знает мой адрес, я быстро повела гостью в комнату к подругам, даже не предложив снять пальто и валенки. Было видно — дело срочное.
Девчонки встретили нас удивлённым молчанием. Женщина тяжело опустилась на диван, только сейчас я заметила, что её левая рука, как и голова была замотана таким же толстым шерстяным платком. А правая покрыта нездоровыми бурыми пятнами.
Гостья пронзительно, но без злобы смотрела прямо на Юлю.
— Паспорт-то мой верни, — старушка протянула свободную руку в сторону Юли.
Моя подруга украла у собственной бабули паспорт??
— Да никакая я ей не бабуля, — прочитала мои мысли гостья, — да и не крала ты его, правда?
Юля затравлено вжалась в стенку и отрицательно замотала головой, её лицо превратилось гримаску, было заметно, ещё минута и она разрыдается.
Марина совсем по-детски вскочила с места и спряталась за моей спиной, я чувствовала, как её руки больно вцепились мне в плечи. Никто не проронил ни слова. В моей голове не осталось ни одной мысли, только предчувствие чего-то неизбежного и кошмарного.
Старушка тем временем стала неторопливо разматывать шаль с кисти. Когда она готовилась снять последний слой, я удивилась насколько же тонкие пальцы у такой пожилой женщины.
Через секунду все увидели, что никаких пальцев там больше нет.
Вместо обычной руки из плоти и крови прямо из рукава советского пальто торчали голые кости. К сожалению, эта картинка до сих пор жива в моей памяти. Скелет безжизненно висел, как плеть, влажно поблескивая, на сгибах фаланг виднелись кусочки розовой плоти.
Но самое ужасное, кость была обглодана, даже с расстояния двух метров я могла разглядеть следы маленьких, будто собачьих зубов. Женщина с усилием уронила культю на стол прямо перед бившейся в безмолвной истерике Юлей.
— Отдавай, что забрала, — старуха обратилась к ней чуть злее, чем раньше.
Давясь рыданиями, Юля дрожащими руками перевернула магнитофон-портал. Под ним лежал обычный затёртый и выцветший советский паспорт. Заикаясь и всхлипывая, подруга начала свой рассказ. Оказалось, в её сне необходимым условием для ритуала был предмет, принадлежавший мёртвому человеку.
Юлька не стала брать вещи покойных бабушки с дедушкой из уважения и страха навредить им. Совершая прогулку по развалинам местного завода, она нашла в разворошенном архиве старый паспорт какой-то женщины. Посмотрев на дату рождения, Юля успокоила, себя тем, что старушка, очевидно работавшая здесь, не пережила голодные 90-е и давно мертва, как и этот завод. От нас деталь ритуала была скрыта неслучайно, подруга, во-первых, опасалась нашей негативной реакции, а во-вторых, по её мнению, для качества ритуала необходимо было единолично хранить тайну.
Всё это было похоже на правду. Но как, как старуха нашла нас? И как такие дикие увечья могут существовать в реальном мире?
— Ведунья мне рассказала где вас искать, ведьм, — женщина снова ответила на мой мысленный вопрос, — Только поздно я к ней пришла… Думала рука болит, так что — старая ведь уже. Вы хоть знаете, кого вызвали? Он мне наживую мясо глодал! Трупоед… Видишь, я по-хорошему прошу, отдай!
Мелкие бусины беззвучных слёз потекли по щекам старушонки.
Юля вложила паспорт в её ещё целую руку. Марина отчётливо прошипела в сторону подруги: «Тварь!»
— А ты её не кори, — лицо гостьи мгновенно переменилось, слёзы словно стёрли, — Я вот зла не таю. Я своё пожила. Да и с паспортом помирать нестрашно. МЕНЯ он больше поедоем есть не станет.
Меня, меня, меня — разносилось как звон колокола в моей голове.
По реакции Юли и Марины было понятно — они думают о том же, о чём и я. Мы нарушили обряд, принесли в жертву живого человека, и теперь сами станем пищей для демона.
Старуха, не оборачиваясь, обошла нас, соляные статуи. Уже открывая дверь, она повернула к нам своё лицо, полное мстительного торжества.
— Ой, трусихи! Да ушёл он, ушёл трупоед ваш. Живые вы ему ни к чему. За кладбищенской калиткой теперь только свидитесь, — бабка вышла, оставив дверь открытой, пару минут мы, не шелохнувшись, слушали её удаляющиеся шаркающие шаги.
В тот вечер я виделась с девчонками в последний раз.
Нет, Марина и Юля не стали жертвами леденящего душу загадочного несчастного случая. Просто мои непоседливые родители внезапно и радикально решили сменить место жительства в течение двух дней.
Фотографии в соцсетях подтверждают, что мои бывшие подруги детства живы, здоровы, работают и растят детей, как любые другие обыватели, как и я.
Мы стали достаточно взрослыми, рациональными, атеистичными для веры, будто гниющему в могиле мертвецу есть дело до того, кто его поедает, словно яблочный пирог.
Другие записи сообщества
Дарим 60 дней Кинопоиска по подписке Плюс!
Ваш промокод: 23XXYGDBZK
Активируйте промокод по ссылке: clck.ru/37sSDY
18+
Ваш промокод: 23XXYGDBZK
Активируйте промокод по ссылке: clck.ru/37sSDY
18+
Мне нравится
Домовые в детской
Хочу рассказать свой ужастик, возможно, он покажется совсем не страшным, по сравнению с историями, которые я прочла здесь, но все же хочу поделиться. История моя была довольно давно, сейчас мне 26, а случилось все, когда мне было лет 11. Это был 2000 год, вечер накануне Рождества. Мы с моей мамой как обычно купили гуся, поставили его в духовку, обложив его яблоками и всевозможными специями, и довольные пошли в зал смотреть службу по телевизору в ожидании возвращения домой папы. Вроде прекрасный вечер, гусь запекается в духовке, маня своими ароматом, рождественские песнопения по телевизору, дома тепло и уютно. Мама тихо вяжет в кресле, а я со своей кошкой играю на полу. В планах у нас был поход в церковь всей семьей, а после вкусный гусь. Картина казалась просто идеальной, но по прошествии часа позвонил папа и сказал, что можете собираться, я скоро буду, и будем выдвигаться на службу в церковь.
После звонка мама попросила меня дойти до кухни и посмотреть, как там готовится долгожданный гусь. Я без задней мысли последовала указанию мамы. Еще раз обращаю внимание: мыслей в голове каких-то лишних страшных, мистических в голове на тот момент у меня не было и это не воображение сыграло со мной злую шутку.
Вскочив с пола, я пошла по коридору (а миновать мне нужно было мою комнату справа по коридору). Проходя мимо своей детской, я зачем-то посмотрела вглубь своей комнаты и то, что я увидела, парализовало взгляд и все конечности. Моим глазам представилась картина двух человечков ростом около метра, один чуть пониже второго, они стояли рядышком и смотрели на меня своими красными глазками, не моргая. Худенькие, похожие на деток, только с ужасными глазами. Я посмотрела на них секунд пять, наверное, и забыв от ужаса о гусе я стартанула обратно в зал к маме. Рыдая с полчаса и трясясь от страха, я не могла успокоится. Мама сказала, что это были домовый, наш и его друг, которые не успели спрятаться, либо захотели показаться мне.
Сейчас это звучит не страшно, но тогда я чуть не померла со страху. По сей день, проходя мимо комнат, я больше не заглядываю в темноту – боюсь.
Хочу рассказать свой ужастик, возможно, он покажется совсем не страшным, по сравнению с историями, которые я прочла здесь, но все же хочу поделиться. История моя была довольно давно, сейчас мне 26, а случилось все, когда мне было лет 11. Это был 2000 год, вечер накануне Рождества. Мы с моей мамой как обычно купили гуся, поставили его в духовку, обложив его яблоками и всевозможными специями, и довольные пошли в зал смотреть службу по телевизору в ожидании возвращения домой папы. Вроде прекрасный вечер, гусь запекается в духовке, маня своими ароматом, рождественские песнопения по телевизору, дома тепло и уютно. Мама тихо вяжет в кресле, а я со своей кошкой играю на полу. В планах у нас был поход в церковь всей семьей, а после вкусный гусь. Картина казалась просто идеальной, но по прошествии часа позвонил папа и сказал, что можете собираться, я скоро буду, и будем выдвигаться на службу в церковь.
После звонка мама попросила меня дойти до кухни и посмотреть, как там готовится долгожданный гусь. Я без задней мысли последовала указанию мамы. Еще раз обращаю внимание: мыслей в голове каких-то лишних страшных, мистических в голове на тот момент у меня не было и это не воображение сыграло со мной злую шутку.
Вскочив с пола, я пошла по коридору (а миновать мне нужно было мою комнату справа по коридору). Проходя мимо своей детской, я зачем-то посмотрела вглубь своей комнаты и то, что я увидела, парализовало взгляд и все конечности. Моим глазам представилась картина двух человечков ростом около метра, один чуть пониже второго, они стояли рядышком и смотрели на меня своими красными глазками, не моргая. Худенькие, похожие на деток, только с ужасными глазами. Я посмотрела на них секунд пять, наверное, и забыв от ужаса о гусе я стартанула обратно в зал к маме. Рыдая с полчаса и трясясь от страха, я не могла успокоится. Мама сказала, что это были домовый, наш и его друг, которые не успели спрятаться, либо захотели показаться мне.
Сейчас это звучит не страшно, но тогда я чуть не померла со страху. По сей день, проходя мимо комнат, я больше не заглядываю в темноту – боюсь.
Мне нравится
Друг мой, Сашка
Друг мой, Сашка. Мы с ним с детства вместе. Во дворе в футбол играли, из рогаток стреляли и прочие мальчишеские игры. В школу вместе тоже ходили, просидели за одной партой все 11 лет. Ну и в институт один пошли. Благополучно отучились, он даже красный диплом заполучил. В общем-то, все продолжалось совершенно хорошо. Мы работали в разных фирмах, но виделись достаточно часто. И вот настал прекрасный момент, Сашка с девушкой познакомился. Хочу сказать, что ему не очень-то везло в любовных делах, в отличие от меня. Поэтому, я искренне за него радовался, конечно же. Отношения их развивались стремительно и уже примерно через полгода они подали заявление в ЗАГС. День свадьбы, праздник, веселье, пьяные гости. Таким счастливым я его, наверное, не видел никогда. Может быть, только в его девятый день рождения, когда ему долгожданный велосипед подарили. Это, конечно же, совсем разные вещи, но в день свадьбы, как и тогда, с его физиономии улыбка не сходила.
Через некоторое время он мне пожаловался, что у них никак не получается завести ребенка. Тема щекотливая, Саня очень стеснялся об этом говорить. Жутко краснел и прятал глаза. Я его уверил, что все будет нормально, все у них получится. Главное, как говориться, стараться и не унывать. Вроде бы, друг успокоился. Впрочем, эту темы мы больше не поднимали.
Настал мой день рождения. Я устроил бурную вечеринку у меня на даче. День рождения у меня в июле, поэтому дача - оптимальный вариант. Народу я позвал уйму. Тридцатник все-таки. Когда все уже достаточно напились и все смели со стола, на небе уже во всю сияли звезды. К этому времени многие разъехались. Остались на даче всего несколько человек: я, Санек с женой и еще пара ребят, тоже с женами. Я их всех разместил по комнатам, сам пошел в свою. В гордом одиночестве. Проснулся от, извините, того, что меня кто-то нацеловывает. Хм... девушки у меня в ту пору не было... я дернулся и в темноте еле разглядел знакомый силуэт. Глазам своим не веря, зашипел - Ты что творишь? Саня, мой друг!!! Все верно, это была его жена. Она так настойчиво меня домогалась, ясно, чего ей было надо. Я смотрел на нее в темноте, вытаращив глаза, а она заигрывала со мной. Только зрачки сверкали в лунном свете. - А ну, пошла вон! Она ушла, а я в шоке пролежал до утра.
Утром, еще полупьяные гости потихоньку начали выползать в кухню и требовать воды или кофе, кому что было нужнее. Сашка был такой радостный, шутил, вспоминал ситуации, которые происходили вчера. А мне было стыдно на него глаза поднять. Хотя, по сути, что я сделал? Я тайком глянул на его жену, а она хитро так улыбнулась мне и подмигнула! Вот тварь! Другого слова к ней я подобрать не мог! Саня мой лучший друг, как брат! Я хотел списать все на пьяный сон, но после этого взгляда ее, я был уверен - приходила ко мне! И как мне быть теперь? Сказать другу или нет? Но он ведь такой счастливый, глаз с нее не сводит практически, ходит за ней. Ладно, черт с ним, постараюсь забыть.
Но забыть мне не удалось. Через несколько дней Сашка уезжал в командировку. Всего на неделю. В следующий же вечер, после его отъезда, у меня зазвонил телефон. Звонила, конечно же, его жена. - Привет! Что делаешь? Может быть, пойдем кофе где-нибудь попьем? - Тебе чего от меня нужно? Твой муж только что уехал! Как тебе только совесть позволяет? А она в наглую так - А что, если ты мне нравишься? Я в бешенстве швырнул трубку. Вот Саня попал, думал я, такую суку пригрел! Телефон разрывался, но трубку я не брал, уверенный, что звонит опять она. Когда мне уже осточертело слушать трели, я схватил трубку и заорал - Что тебе надо?! На том конце провода был Сашка - Эээй, чего разорался? Как дела у тебя? И смеется. Я успокоился, говорю - Да балуются, названивают. Поболтали с ним и напоследок друг мне заявил - Последи за моей женой, я очень за нее волнуюсь! Ты не представляешь, как я люблю ее! Я вяло согласился, думая о том, что волноваться не о том надо.
Примерно за день до приезда друга, его жена пришла ко мне домой. Черти принесли. Не открыть я не мог, потому что она настойчиво названивала в дверь и твердила - Открывай, я знаю, что ты дома. Голос еще такой слащавый. Меня от нее, если честно, уже тошнило! Я открыл дверь, но в дом ее не пустил. Отчитал ее последними словами - Ты с катушек, что ли съехала?! У тебя муж завтра приезжает! А она мне на шею кидается, целоваться лезет. Еле отцепил ее от себя. - Как ты себя ведешь, потаскуха? Проваливай отсюда! Она на меня глазами сверкнула, прошипела - Ты еще пожалеешь! Развернулась на каблуках и рванула вниз, даже лифт не вызывала.
Как и положено, Саня вернулся через неделю, встретились у них дома. Посидели, поболтали, друг подарков привез. Как будто не по работе ездил, а отдыхать. Веселый еще такой, радостный. И жену свою все обнимает, ну, это понятно. А она мне глаза свои подлые строит. Мне стало неуютно и я, попрощавшись, ушел.
Всю ночь промучился в раздумьях, рассказать или нет другу, что жена-то до меня домогается. Решил - расскажу. Раз она никак угомониться не может, то это никогда и не прекратится. Дождавшись подходящего времени суток, чтобы позвонить, я пошел к телефону. Но я не успел. Саша позвонил мне сам. - Премию выдали! Хочу что-нибудь Светке купить. Пойдем, посоветуешь мне и просто за компанию? Конечно же, я пошел. Всю дорогу меня грызла мысль о его жене, о том, как ему сообщить. Сашка как птица летал просто, от чувств. Выбрали в ювелирном браслет ей и серьги. Упаковали нам красиво. Домой мы через парк пошли. И тут я решился, говорю - Давай присядем, мне поговорить с тобой надо. - Ну, давай. Сашка выглядел так беззаботно. - Ну? Что там у тебя? Смотрит мне прямо в глаза, довольный, счастливый. Улыбка от уха до уха... Ладно, решился - Светка лезет ко мне, Сань. В ночь, после моего дня рождения в пастель ко мне прыгнула, я выгнал ее. Когда ты уезжал, она мне звонила, а потом пришла, на шею вешалась, целоваться лезла. Сань, гони ты ее подальше, а? Сашка изменился в лице так резко, как не бывает, наверное. Брови нахмурил, в глаза мне глядит строго. - Это правда? Я - Брат, ну когда я тебе врал? - А почему сразу не сказал? - Да тебя пожалел, ты вон, как идиот, ходишь. Счастливый! Саша встал и пошел прочь. Я не стал его останавливать, пусть подумает наедине с собой.
Через три дня он мне позвонил и вызвал на разговор. Голос такой же серьезный. Договорились встретиться у моего подъезда. Когда я вышел, Саня уже стоял, ждал меня. Я ему руку протягиваю, а он мне в морду как зарядит. Кровь из носа хлынула, на асфальте лежу, а он на корточки рядом со мной садится и сквозь зубы мне говорит - Ты, сука, к жене моей больше не подходи. И не переваливай на нее свою озабоченность. Я ей верю больше, чем тебе. Радуйся, что за изнасилование к ментам не пойду, заявление на тебя писать! Встал, уходить начал, а потом вернулся и добавил - Ты, подонок, обрюхатил жену мою. За один раз, а мы не могли со дня свадьбы. Я больше знать тебя не хочу. Не друг ты мне! И ушел... Я даже слова все забыл, что знал за свои тридцать лет. Что это сейчас было? Как обрюхатил? Воздушно-капельным? Или в ту ночь, мой сон был настолько крепок, что я и не заметил ничего? Подождите, так я же четко помню, как выгонял ее ко всем чертям из комнаты!!! И спал я одетым тогда. Что за бред?
Я вытер ладонью кровь и побрел домой. Звонить другу было бесполезно. Да что там, другу... он ведь отрекся от меня, нет у меня друга больше. Вот стерва, что же она ему наговорила? Я звонил Сашке целыми днями, практически без перерыва. Решил все-таки пойти к нему. Уж дверь-то, может быть, он откроет мне? В квартиру я трезвонил минут пятнадцать, пока соседка не открыла и не наорала на меня. Сообщила, что переехали они. - А куда, не знаю! Уходи отсюда, а то милицию вызову!
Что же делать? Неразрешенная проблема, потерянный друг и эта змея, которая с ним и лжет ему с честными глазами! Я был в отчаянии. Мысли не давали мне ни спать, ни есть. Я похудел, все валилось из рук, с работы даже уволили. Я заперся дома и думал, думал, думал. Пока бессонницу не схлопотал.
Однажды ночью, сидя на кухне, заваривая очередную чашку кофе, я заметил, что на микроволновке мигают цифры. Знаете, часы ведь на них обычно, а тут цифры бегали, как ненормальные. Как будто кто-то жал кнопку установки времени. Я равнодушно наблюдал за этим действом, потом просто вырвал вилку из розетки и ушел в комнату. Включил телевизор и погрузился в бессмысленную череду рекламы, магазина на диване, глупых ток-шоу. На кухне что-то упало. "Черт, все не так у меня" - подумал я и даже не сдвинулся с места. Следом за грохотом запищала микроволновка. Подождите, я же вырвал ее из сети. "Я схожу с ума, вот тебе и ответ". Следом за писком, который начал учащаться и как будто становился громче, я услышал, как хлопнул холодильник. Раз, второй, третий... пять... двадцать. Дверца хлопала как человек в ладоши. Хлопки, сопровождаемые нестерпимым писком и звоном посуды. Складывалось ощущение, что началось землетрясение. Личная кухонная тряска. Я прислушивался, вдавливая свое тело в кресло. Не знаю, страшно мне было или просто удивительно, объяснить я не мог. Решив все же обследовать обстановку, я попытался встать, но... я не мог пошевелить даже шеей. Наверное, даже глазные яблоки застыли на месте. Пальцы, держащие чашку, сжимались, пока керамика не лопнула, порезав мне ладонь. Я чувствовал, как теплая кровь стекает по руке, капает на ноги. Шум на кухне, казалось, достиг пика и затих. Как будто звуки в принципе выключили. Все, которые существуют. Часы, ветер, мое дыхание, хотя я дышал, это я знал наверняка, потому что от каждого вздоха грудную клетку жгло. Мое оцепенение спало и я наконец-то опустил руку, из которой текла кровь. И звуки появились. Перемотав ладонь бинтом, я решился заглянуть на кухню. Никаких изменений. Шкафчики закрыты, холодильник гудит, микроволновка не работает, потому что выключена, как и было. У меня закружилась голова. "Наверное, это от кофе..."
Очнулся я на полу, посередине комнаты. Голова раскалывалась и гудела, как будто меня избили. Я смутно видел дальше своего носа, потому что глаза слезились, все плыло. Как из забытия какого-то, я очнулся и не мог прийти в себя. Еле поднявшись на локтях и прозрев, я заметил странную вещь. Все предметы в комнате были как бы немного в воздухе. Парили над полом буквально в трех сантиметрах. Кровать, шкаф. Даже предметы на полках были чуть выше. Как будто невесомость была в моей комнате, которая действовала на все, только не на меня. Я сидел на полу и озирался по сторонам. Вдруг резко все обрушилось на пол. Казалось бы, всего три сантиметра, но грохот был такой, как будто с потолка и с силой. Некоторые безделушки упали на пол и разбились. В следующую секунду осколки поднялись к потолку и начали кружиться, превращаясь в воронку. Я забился в угол и с ужасом наблюдал, осознавая про себя, что просто схожу с ума. Что это все от переживаний, от голода, от бессонницы... Я не мог кричать. Я даже не хотел. Это был не тот случай, когда глотка не слушается, нет. Я просто не хотел кричать. Может быть, я боялся, что осколки рванут в меня и я умру перерезанный. А кто меня будет искать? Я совершенно один. Друга нет, родителей тоже (они умерли десять лет назад). Зазвонил телефон, трубка снялась с аппарата сама и я услышал шипение. Треск. Потом шепот - Пожалеешь, пожалеешь, ПОЖАЛЕЕШЬ! Шепот срывался на крик. Трубка рванула на меня, но провод ей помешал. Я тогда поблагодарил всех святых, что телефон у меня старый, дисковый. Трубка, как живая, рвалась в мою сторону и скалилась. Там, куда обычно люди говорят, образовалась пасть. Множества острых зубов так и норовили вгрызться в мое лицо. Я от ужаса был настолько истощен, что упал и отключился.
Я не знаю, сколько я пролежал, мне показалось, что вечность. В глаза бил яркий свет. Я вздохнул облегченно, понимая, что все позади. Я уверял себя, что это всего лишь сон. Осмотрел комнату - все было на своих местах. Собравшись с силами, я оделся и пошел на улицу. У меня не было желания нестись из квартиры, сломя голову, переезжать в другой город, обращаться к гадалкам и прочее. Я просто почувствовал голод. Дойдя до ближайшего кафе, я заказал себе еды, как будто неделю не ел. Впрочем, так оно и было. Ранние посетители и официанты смотрели на меня с опаской. Я посмотрелся в окно, еле видно в нем было мое отражение. Себя я, конечно, не узнал. Растрепанные волосы, скулы выпирают. Я как из рассказа "Худеющий" С. Кинга. Я успокоил себя тем, что в окне отражения особенно не разглядишь, значит, выгляжу я лучше, чем вижу. Но все же не так отлично, как это было совсем недавно. До ссоры с Сашей. САША!!! О, боже, как же быть?! Мысли опять заполнили мой воспаленный мозг. Мне стало так тоскливо, так жутко и мерзко, что я не выдержал и зарыдал! Посетители за соседним столиком поспешили уйти. Мне не было никакого дела до них, я был погружен в свое отчаяние. Уткнувшись в ладони, я рыдал как мальчишка, которого впервые отец отходил ремнем по заднице.
Немного успокоившись, я поднял голову и с ужасом осознал, что нахожусь дома. Никакого кафе, никаких людей, никакой еды. Желудок предательски застонал, но я не обращал никакого внимания. Не до желудка. Я опять на полу, трезвонит телефон, хлопает холодильник, пищит микроволновка. И голоса. ГОЛОСА!!! Где они? В моей голове? Или здесь кто-то есть? Но кто? Я в панике озирался, никого нет. О, боги, я схожу с ума! За что мне это? Что я сделал не так? Я сжался в позу эмбриона, заткнул уши ладонями, но не мог отогнать это безумие. Голоса становились все громче, они гудели, звенели в моих ушах. Я чувствовал, что барабанные перепонки сейчас лопнут. По рукам потекла кровь. Сочилась сквозь пальцы. Уши, правда, кровоточили. Шум, грохот, ПАНИКА!!! Я сжимался в комок, но это не могло помочь. Я даже молился, я повторял отрывками слова, которые мог вспомнить. Не помня даже, как меня зовут, я стонал, я выл! Неужели не слышали соседи, что происходит у меня? НЕУЖЕЛИ НИКТО НЕ СЛЫШИТ ЭТОТ ШУМ? ПОМОГИТЕ!!! Я рвал волосы на голове, царапал глаза и щеки. Я пытался выдрать, соскрести, выгрызть из своей головы это безумие!!!
В руку что-то кольнуло. - Ай! Я открыл глаза. Улыбающееся лицо мед. сестры. - Все хорошо, отдыхайте. Я попытался поднести руки к глазам, бинты. Весь перебинтован. Что произошло? Если я сейчас опять увижу свою квартиру, я просто умру. У меня будет инфаркт. Или я выброшусь из окна, если найду силы подняться. Я осмотрелся вокруг и увидел, что на стуле, рядом со мной сидит Саша. - САШКАА!!! Хотел крикнуть я, но получился жалких хрип. Друг заулыбался, грустно как-то. - Ты очнулся. С возвращением, брат.
Я молча смотрел на друга и совершенно ничего не мог понять. Он подсел ближе и взял меня за руку. - Не волнуйся. Все уже закончилось. Все хорошо. Прочитав в моих глазах вопрос, он сказал - нет, ты ни в чем не виноват... Как-то отрешенно Саша посмотрел в окно, отпустил мою руку и вышел. Я определенно ничего не понимал. Голова раскалывалось, болели руки, лицо. ЛИЦО! Я же царапал лицо. Что же это за чертовщина была со мной? Саша, ты куда? Я только хрипел. Пришла медсестра и сделала мне еще укол. Я уснул.
Пока я лежал в больнице (к счастью, не в психиатрии, хотя ожидал себя именно там, после пережитого), Сашка не приходил ни разу. Я был практически без сознания все время. Под капельницами, потому что совершенно истощал. И эмоционально и физически.
Выписали меня только через два месяца. Видимо, состояние мое было слишком плохое. Причин, мотивов моего заключения в больницу я знать даже не хотел. Каково мое было удивление, когда я увидел, что из больницы меня встречает Саня. Я кинулся к нему, как ребенок. Настолько мне его не хватало. Я так сильно чувствовал свою вину, я совершенно уверил себя в том, что вина в нашем разладе была именно моя. Он успокоил меня и повел домой. К себе в квартиру я совершенно идти не хотел. В голове всплывали мрачные и жуткие картины происшествия. Но Саня повел меня к себе домой. Оказывается, он вернулся в свою квартиру. Мы прошли на кухню, друг заварил мне чаю. Всю дорогу домой, пока он заваривал чай, пока я пил его... мы молчали. Я чувствовал некоторое смущение. И слабость.
- Прости меня, Дим.
- Что? Я чуть не поперхнулся, настолько неожиданно Саша мне выдал эту фразу.
- Прости меня, Дим. За все. Ты не виноват, дело не в тебе. Прости, что в нос тебе влепил, что обвинил тебя в... Саша замолчал.
И тут я вспомнил о его жене.
- А где Светка? Подожди, у вас ж
Друг мой, Сашка. Мы с ним с детства вместе. Во дворе в футбол играли, из рогаток стреляли и прочие мальчишеские игры. В школу вместе тоже ходили, просидели за одной партой все 11 лет. Ну и в институт один пошли. Благополучно отучились, он даже красный диплом заполучил. В общем-то, все продолжалось совершенно хорошо. Мы работали в разных фирмах, но виделись достаточно часто. И вот настал прекрасный момент, Сашка с девушкой познакомился. Хочу сказать, что ему не очень-то везло в любовных делах, в отличие от меня. Поэтому, я искренне за него радовался, конечно же. Отношения их развивались стремительно и уже примерно через полгода они подали заявление в ЗАГС. День свадьбы, праздник, веселье, пьяные гости. Таким счастливым я его, наверное, не видел никогда. Может быть, только в его девятый день рождения, когда ему долгожданный велосипед подарили. Это, конечно же, совсем разные вещи, но в день свадьбы, как и тогда, с его физиономии улыбка не сходила.
Через некоторое время он мне пожаловался, что у них никак не получается завести ребенка. Тема щекотливая, Саня очень стеснялся об этом говорить. Жутко краснел и прятал глаза. Я его уверил, что все будет нормально, все у них получится. Главное, как говориться, стараться и не унывать. Вроде бы, друг успокоился. Впрочем, эту темы мы больше не поднимали.
Настал мой день рождения. Я устроил бурную вечеринку у меня на даче. День рождения у меня в июле, поэтому дача - оптимальный вариант. Народу я позвал уйму. Тридцатник все-таки. Когда все уже достаточно напились и все смели со стола, на небе уже во всю сияли звезды. К этому времени многие разъехались. Остались на даче всего несколько человек: я, Санек с женой и еще пара ребят, тоже с женами. Я их всех разместил по комнатам, сам пошел в свою. В гордом одиночестве. Проснулся от, извините, того, что меня кто-то нацеловывает. Хм... девушки у меня в ту пору не было... я дернулся и в темноте еле разглядел знакомый силуэт. Глазам своим не веря, зашипел - Ты что творишь? Саня, мой друг!!! Все верно, это была его жена. Она так настойчиво меня домогалась, ясно, чего ей было надо. Я смотрел на нее в темноте, вытаращив глаза, а она заигрывала со мной. Только зрачки сверкали в лунном свете. - А ну, пошла вон! Она ушла, а я в шоке пролежал до утра.
Утром, еще полупьяные гости потихоньку начали выползать в кухню и требовать воды или кофе, кому что было нужнее. Сашка был такой радостный, шутил, вспоминал ситуации, которые происходили вчера. А мне было стыдно на него глаза поднять. Хотя, по сути, что я сделал? Я тайком глянул на его жену, а она хитро так улыбнулась мне и подмигнула! Вот тварь! Другого слова к ней я подобрать не мог! Саня мой лучший друг, как брат! Я хотел списать все на пьяный сон, но после этого взгляда ее, я был уверен - приходила ко мне! И как мне быть теперь? Сказать другу или нет? Но он ведь такой счастливый, глаз с нее не сводит практически, ходит за ней. Ладно, черт с ним, постараюсь забыть.
Но забыть мне не удалось. Через несколько дней Сашка уезжал в командировку. Всего на неделю. В следующий же вечер, после его отъезда, у меня зазвонил телефон. Звонила, конечно же, его жена. - Привет! Что делаешь? Может быть, пойдем кофе где-нибудь попьем? - Тебе чего от меня нужно? Твой муж только что уехал! Как тебе только совесть позволяет? А она в наглую так - А что, если ты мне нравишься? Я в бешенстве швырнул трубку. Вот Саня попал, думал я, такую суку пригрел! Телефон разрывался, но трубку я не брал, уверенный, что звонит опять она. Когда мне уже осточертело слушать трели, я схватил трубку и заорал - Что тебе надо?! На том конце провода был Сашка - Эээй, чего разорался? Как дела у тебя? И смеется. Я успокоился, говорю - Да балуются, названивают. Поболтали с ним и напоследок друг мне заявил - Последи за моей женой, я очень за нее волнуюсь! Ты не представляешь, как я люблю ее! Я вяло согласился, думая о том, что волноваться не о том надо.
Примерно за день до приезда друга, его жена пришла ко мне домой. Черти принесли. Не открыть я не мог, потому что она настойчиво названивала в дверь и твердила - Открывай, я знаю, что ты дома. Голос еще такой слащавый. Меня от нее, если честно, уже тошнило! Я открыл дверь, но в дом ее не пустил. Отчитал ее последними словами - Ты с катушек, что ли съехала?! У тебя муж завтра приезжает! А она мне на шею кидается, целоваться лезет. Еле отцепил ее от себя. - Как ты себя ведешь, потаскуха? Проваливай отсюда! Она на меня глазами сверкнула, прошипела - Ты еще пожалеешь! Развернулась на каблуках и рванула вниз, даже лифт не вызывала.
Как и положено, Саня вернулся через неделю, встретились у них дома. Посидели, поболтали, друг подарков привез. Как будто не по работе ездил, а отдыхать. Веселый еще такой, радостный. И жену свою все обнимает, ну, это понятно. А она мне глаза свои подлые строит. Мне стало неуютно и я, попрощавшись, ушел.
Всю ночь промучился в раздумьях, рассказать или нет другу, что жена-то до меня домогается. Решил - расскажу. Раз она никак угомониться не может, то это никогда и не прекратится. Дождавшись подходящего времени суток, чтобы позвонить, я пошел к телефону. Но я не успел. Саша позвонил мне сам. - Премию выдали! Хочу что-нибудь Светке купить. Пойдем, посоветуешь мне и просто за компанию? Конечно же, я пошел. Всю дорогу меня грызла мысль о его жене, о том, как ему сообщить. Сашка как птица летал просто, от чувств. Выбрали в ювелирном браслет ей и серьги. Упаковали нам красиво. Домой мы через парк пошли. И тут я решился, говорю - Давай присядем, мне поговорить с тобой надо. - Ну, давай. Сашка выглядел так беззаботно. - Ну? Что там у тебя? Смотрит мне прямо в глаза, довольный, счастливый. Улыбка от уха до уха... Ладно, решился - Светка лезет ко мне, Сань. В ночь, после моего дня рождения в пастель ко мне прыгнула, я выгнал ее. Когда ты уезжал, она мне звонила, а потом пришла, на шею вешалась, целоваться лезла. Сань, гони ты ее подальше, а? Сашка изменился в лице так резко, как не бывает, наверное. Брови нахмурил, в глаза мне глядит строго. - Это правда? Я - Брат, ну когда я тебе врал? - А почему сразу не сказал? - Да тебя пожалел, ты вон, как идиот, ходишь. Счастливый! Саша встал и пошел прочь. Я не стал его останавливать, пусть подумает наедине с собой.
Через три дня он мне позвонил и вызвал на разговор. Голос такой же серьезный. Договорились встретиться у моего подъезда. Когда я вышел, Саня уже стоял, ждал меня. Я ему руку протягиваю, а он мне в морду как зарядит. Кровь из носа хлынула, на асфальте лежу, а он на корточки рядом со мной садится и сквозь зубы мне говорит - Ты, сука, к жене моей больше не подходи. И не переваливай на нее свою озабоченность. Я ей верю больше, чем тебе. Радуйся, что за изнасилование к ментам не пойду, заявление на тебя писать! Встал, уходить начал, а потом вернулся и добавил - Ты, подонок, обрюхатил жену мою. За один раз, а мы не могли со дня свадьбы. Я больше знать тебя не хочу. Не друг ты мне! И ушел... Я даже слова все забыл, что знал за свои тридцать лет. Что это сейчас было? Как обрюхатил? Воздушно-капельным? Или в ту ночь, мой сон был настолько крепок, что я и не заметил ничего? Подождите, так я же четко помню, как выгонял ее ко всем чертям из комнаты!!! И спал я одетым тогда. Что за бред?
Я вытер ладонью кровь и побрел домой. Звонить другу было бесполезно. Да что там, другу... он ведь отрекся от меня, нет у меня друга больше. Вот стерва, что же она ему наговорила? Я звонил Сашке целыми днями, практически без перерыва. Решил все-таки пойти к нему. Уж дверь-то, может быть, он откроет мне? В квартиру я трезвонил минут пятнадцать, пока соседка не открыла и не наорала на меня. Сообщила, что переехали они. - А куда, не знаю! Уходи отсюда, а то милицию вызову!
Что же делать? Неразрешенная проблема, потерянный друг и эта змея, которая с ним и лжет ему с честными глазами! Я был в отчаянии. Мысли не давали мне ни спать, ни есть. Я похудел, все валилось из рук, с работы даже уволили. Я заперся дома и думал, думал, думал. Пока бессонницу не схлопотал.
Однажды ночью, сидя на кухне, заваривая очередную чашку кофе, я заметил, что на микроволновке мигают цифры. Знаете, часы ведь на них обычно, а тут цифры бегали, как ненормальные. Как будто кто-то жал кнопку установки времени. Я равнодушно наблюдал за этим действом, потом просто вырвал вилку из розетки и ушел в комнату. Включил телевизор и погрузился в бессмысленную череду рекламы, магазина на диване, глупых ток-шоу. На кухне что-то упало. "Черт, все не так у меня" - подумал я и даже не сдвинулся с места. Следом за грохотом запищала микроволновка. Подождите, я же вырвал ее из сети. "Я схожу с ума, вот тебе и ответ". Следом за писком, который начал учащаться и как будто становился громче, я услышал, как хлопнул холодильник. Раз, второй, третий... пять... двадцать. Дверца хлопала как человек в ладоши. Хлопки, сопровождаемые нестерпимым писком и звоном посуды. Складывалось ощущение, что началось землетрясение. Личная кухонная тряска. Я прислушивался, вдавливая свое тело в кресло. Не знаю, страшно мне было или просто удивительно, объяснить я не мог. Решив все же обследовать обстановку, я попытался встать, но... я не мог пошевелить даже шеей. Наверное, даже глазные яблоки застыли на месте. Пальцы, держащие чашку, сжимались, пока керамика не лопнула, порезав мне ладонь. Я чувствовал, как теплая кровь стекает по руке, капает на ноги. Шум на кухне, казалось, достиг пика и затих. Как будто звуки в принципе выключили. Все, которые существуют. Часы, ветер, мое дыхание, хотя я дышал, это я знал наверняка, потому что от каждого вздоха грудную клетку жгло. Мое оцепенение спало и я наконец-то опустил руку, из которой текла кровь. И звуки появились. Перемотав ладонь бинтом, я решился заглянуть на кухню. Никаких изменений. Шкафчики закрыты, холодильник гудит, микроволновка не работает, потому что выключена, как и было. У меня закружилась голова. "Наверное, это от кофе..."
Очнулся я на полу, посередине комнаты. Голова раскалывалась и гудела, как будто меня избили. Я смутно видел дальше своего носа, потому что глаза слезились, все плыло. Как из забытия какого-то, я очнулся и не мог прийти в себя. Еле поднявшись на локтях и прозрев, я заметил странную вещь. Все предметы в комнате были как бы немного в воздухе. Парили над полом буквально в трех сантиметрах. Кровать, шкаф. Даже предметы на полках были чуть выше. Как будто невесомость была в моей комнате, которая действовала на все, только не на меня. Я сидел на полу и озирался по сторонам. Вдруг резко все обрушилось на пол. Казалось бы, всего три сантиметра, но грохот был такой, как будто с потолка и с силой. Некоторые безделушки упали на пол и разбились. В следующую секунду осколки поднялись к потолку и начали кружиться, превращаясь в воронку. Я забился в угол и с ужасом наблюдал, осознавая про себя, что просто схожу с ума. Что это все от переживаний, от голода, от бессонницы... Я не мог кричать. Я даже не хотел. Это был не тот случай, когда глотка не слушается, нет. Я просто не хотел кричать. Может быть, я боялся, что осколки рванут в меня и я умру перерезанный. А кто меня будет искать? Я совершенно один. Друга нет, родителей тоже (они умерли десять лет назад). Зазвонил телефон, трубка снялась с аппарата сама и я услышал шипение. Треск. Потом шепот - Пожалеешь, пожалеешь, ПОЖАЛЕЕШЬ! Шепот срывался на крик. Трубка рванула на меня, но провод ей помешал. Я тогда поблагодарил всех святых, что телефон у меня старый, дисковый. Трубка, как живая, рвалась в мою сторону и скалилась. Там, куда обычно люди говорят, образовалась пасть. Множества острых зубов так и норовили вгрызться в мое лицо. Я от ужаса был настолько истощен, что упал и отключился.
Я не знаю, сколько я пролежал, мне показалось, что вечность. В глаза бил яркий свет. Я вздохнул облегченно, понимая, что все позади. Я уверял себя, что это всего лишь сон. Осмотрел комнату - все было на своих местах. Собравшись с силами, я оделся и пошел на улицу. У меня не было желания нестись из квартиры, сломя голову, переезжать в другой город, обращаться к гадалкам и прочее. Я просто почувствовал голод. Дойдя до ближайшего кафе, я заказал себе еды, как будто неделю не ел. Впрочем, так оно и было. Ранние посетители и официанты смотрели на меня с опаской. Я посмотрелся в окно, еле видно в нем было мое отражение. Себя я, конечно, не узнал. Растрепанные волосы, скулы выпирают. Я как из рассказа "Худеющий" С. Кинга. Я успокоил себя тем, что в окне отражения особенно не разглядишь, значит, выгляжу я лучше, чем вижу. Но все же не так отлично, как это было совсем недавно. До ссоры с Сашей. САША!!! О, боже, как же быть?! Мысли опять заполнили мой воспаленный мозг. Мне стало так тоскливо, так жутко и мерзко, что я не выдержал и зарыдал! Посетители за соседним столиком поспешили уйти. Мне не было никакого дела до них, я был погружен в свое отчаяние. Уткнувшись в ладони, я рыдал как мальчишка, которого впервые отец отходил ремнем по заднице.
Немного успокоившись, я поднял голову и с ужасом осознал, что нахожусь дома. Никакого кафе, никаких людей, никакой еды. Желудок предательски застонал, но я не обращал никакого внимания. Не до желудка. Я опять на полу, трезвонит телефон, хлопает холодильник, пищит микроволновка. И голоса. ГОЛОСА!!! Где они? В моей голове? Или здесь кто-то есть? Но кто? Я в панике озирался, никого нет. О, боги, я схожу с ума! За что мне это? Что я сделал не так? Я сжался в позу эмбриона, заткнул уши ладонями, но не мог отогнать это безумие. Голоса становились все громче, они гудели, звенели в моих ушах. Я чувствовал, что барабанные перепонки сейчас лопнут. По рукам потекла кровь. Сочилась сквозь пальцы. Уши, правда, кровоточили. Шум, грохот, ПАНИКА!!! Я сжимался в комок, но это не могло помочь. Я даже молился, я повторял отрывками слова, которые мог вспомнить. Не помня даже, как меня зовут, я стонал, я выл! Неужели не слышали соседи, что происходит у меня? НЕУЖЕЛИ НИКТО НЕ СЛЫШИТ ЭТОТ ШУМ? ПОМОГИТЕ!!! Я рвал волосы на голове, царапал глаза и щеки. Я пытался выдрать, соскрести, выгрызть из своей головы это безумие!!!
В руку что-то кольнуло. - Ай! Я открыл глаза. Улыбающееся лицо мед. сестры. - Все хорошо, отдыхайте. Я попытался поднести руки к глазам, бинты. Весь перебинтован. Что произошло? Если я сейчас опять увижу свою квартиру, я просто умру. У меня будет инфаркт. Или я выброшусь из окна, если найду силы подняться. Я осмотрелся вокруг и увидел, что на стуле, рядом со мной сидит Саша. - САШКАА!!! Хотел крикнуть я, но получился жалких хрип. Друг заулыбался, грустно как-то. - Ты очнулся. С возвращением, брат.
Я молча смотрел на друга и совершенно ничего не мог понять. Он подсел ближе и взял меня за руку. - Не волнуйся. Все уже закончилось. Все хорошо. Прочитав в моих глазах вопрос, он сказал - нет, ты ни в чем не виноват... Как-то отрешенно Саша посмотрел в окно, отпустил мою руку и вышел. Я определенно ничего не понимал. Голова раскалывалось, болели руки, лицо. ЛИЦО! Я же царапал лицо. Что же это за чертовщина была со мной? Саша, ты куда? Я только хрипел. Пришла медсестра и сделала мне еще укол. Я уснул.
Пока я лежал в больнице (к счастью, не в психиатрии, хотя ожидал себя именно там, после пережитого), Сашка не приходил ни разу. Я был практически без сознания все время. Под капельницами, потому что совершенно истощал. И эмоционально и физически.
Выписали меня только через два месяца. Видимо, состояние мое было слишком плохое. Причин, мотивов моего заключения в больницу я знать даже не хотел. Каково мое было удивление, когда я увидел, что из больницы меня встречает Саня. Я кинулся к нему, как ребенок. Настолько мне его не хватало. Я так сильно чувствовал свою вину, я совершенно уверил себя в том, что вина в нашем разладе была именно моя. Он успокоил меня и повел домой. К себе в квартиру я совершенно идти не хотел. В голове всплывали мрачные и жуткие картины происшествия. Но Саня повел меня к себе домой. Оказывается, он вернулся в свою квартиру. Мы прошли на кухню, друг заварил мне чаю. Всю дорогу домой, пока он заваривал чай, пока я пил его... мы молчали. Я чувствовал некоторое смущение. И слабость.
- Прости меня, Дим.
- Что? Я чуть не поперхнулся, настолько неожиданно Саша мне выдал эту фразу.
- Прости меня, Дим. За все. Ты не виноват, дело не в тебе. Прости, что в нос тебе влепил, что обвинил тебя в... Саша замолчал.
И тут я вспомнил о его жене.
- А где Светка? Подожди, у вас ж
Мне нравится
Последнее письмо
Летом несколько дней меня не было в городе. Вернувшись домой, я заметил, что почтовый ящик доверху набит письмами. Их там было штук тридцать. Письма без обратного адреса, некоторые из них тяжелые и сырые на ощупь, словно побывавшие в воде или, скорее, наполненные жидкостью изнутри. На всех конвертах стояли моё имя и адрес, причем на большинстве они почему-то были криво нацарапаны поперек конверта красными чернилами. От писем отвратительно пахло разлагающимся мясом и гниющим мусором. Мне не слишком хотелось нести их домой, но любопытство оказалось сильнее отвращения. Я кое-как ухитрился отнести письма в дом и выгрузил их в раковину на кухне, чтобы этой мерзостью не пропахла вся квартира.
Я вытащил из кучи наименее сырое и более-менее аккуратно оформленное письмо и открыл его. Внутри оказались фотографии — снимки совершенно незнакомых мне людей с выколотыми глазами, выбитыми зубами, растянутыми в сумасшедшей улыбке ртами и вспоротыми горлами. От увиденного мне стало плохо. Мне даже не хотелось думать о том, что же в остальных конвертах. Я лихорадочно вскрыл письмо за письмом, и постепенно в моих руках собралась огромная куча фотографий зверски убитых людей: тела с отрубленными конечностями, лежащие на операционных столах вскрытые трупы с вырезанными органами, повешенные люди с выпотрошенными внутренностями, истекающие кровью... На некоторых сырых письмах были заметны следы крови и грязи.
На одной фотографии мне попался смутно знакомый человек. И чем больше писем я открывал, тем чаще на снимках мелькали знакомые лица. Некоторых людей я видел на работе, с некоторыми вместе учился в школе. В последних конвертах я нашёл фотографии с изуродованными телами моих близких друзей и родных.
И вот, когда я держал в руках последнее письмо, меня парализовала догадка относительно его содержимого, но выбора у меня уже не было. Я открыл конверт и узнал на выпавшей оттуда фотографии… себя. В отличие от остальных конвертов, я на снимке был жив, мои глаза были нетронутыми, руки-ноги тоже были на месте. Но...
Холодея, я понял, что снимок был сделан на входе в мой дом — как раз перед тем, как я забрал свою отвратительную почту.
Я услышал шаги за спиной...
Летом несколько дней меня не было в городе. Вернувшись домой, я заметил, что почтовый ящик доверху набит письмами. Их там было штук тридцать. Письма без обратного адреса, некоторые из них тяжелые и сырые на ощупь, словно побывавшие в воде или, скорее, наполненные жидкостью изнутри. На всех конвертах стояли моё имя и адрес, причем на большинстве они почему-то были криво нацарапаны поперек конверта красными чернилами. От писем отвратительно пахло разлагающимся мясом и гниющим мусором. Мне не слишком хотелось нести их домой, но любопытство оказалось сильнее отвращения. Я кое-как ухитрился отнести письма в дом и выгрузил их в раковину на кухне, чтобы этой мерзостью не пропахла вся квартира.
Я вытащил из кучи наименее сырое и более-менее аккуратно оформленное письмо и открыл его. Внутри оказались фотографии — снимки совершенно незнакомых мне людей с выколотыми глазами, выбитыми зубами, растянутыми в сумасшедшей улыбке ртами и вспоротыми горлами. От увиденного мне стало плохо. Мне даже не хотелось думать о том, что же в остальных конвертах. Я лихорадочно вскрыл письмо за письмом, и постепенно в моих руках собралась огромная куча фотографий зверски убитых людей: тела с отрубленными конечностями, лежащие на операционных столах вскрытые трупы с вырезанными органами, повешенные люди с выпотрошенными внутренностями, истекающие кровью... На некоторых сырых письмах были заметны следы крови и грязи.
На одной фотографии мне попался смутно знакомый человек. И чем больше писем я открывал, тем чаще на снимках мелькали знакомые лица. Некоторых людей я видел на работе, с некоторыми вместе учился в школе. В последних конвертах я нашёл фотографии с изуродованными телами моих близких друзей и родных.
И вот, когда я держал в руках последнее письмо, меня парализовала догадка относительно его содержимого, но выбора у меня уже не было. Я открыл конверт и узнал на выпавшей оттуда фотографии… себя. В отличие от остальных конвертов, я на снимке был жив, мои глаза были нетронутыми, руки-ноги тоже были на месте. Но...
Холодея, я понял, что снимок был сделан на входе в мой дом — как раз перед тем, как я забрал свою отвратительную почту.
Я услышал шаги за спиной...
Мне нравится
Призрак старого кладбища
Случилось это у меня на даче. Не буду много времени тратить на вступление и постараюсь не описывать все подробности истории, а только саму суть. Иногда вечером, когда я на даче, я люблю прогуляться по вечернему лесу. Так тихо, спокойно. В общем, благодать. И в этот раз подумал, что прогулка не повредит. На окраине леса есть старое кладбище. Несмотря ни на что, на нём всё ещё хоронят. Вот иду по лесу, вдруг смотрю кто-то бежит. Ну, думаю, ещё один сумасшедший любитель природы, вроде меня. Хотя по началу я испугался. Мало ли кому взбредёт в голову вечером по лесу шататься. Паренёк совсем молодой, 17-18 лет. Я с ним поздоровался, он остановился, посмотрел на меня, ответил и побежал дальше. Это было странно, ведь наш дачный посёлок совсем небольшой, где почти каждый знает каждого или хотя бы раз видел. А этот парня я ни разу ни встречал. Не мог я не заметить того, что когда я с ним здоровался, то почувствовал резкий поток холода, но тогда свалил это на холодный, осенний ветер. Когда он побежал дальше, я тоже спокойно пошёл домой.
Через два дня случилась трагедия. Сын моей соседки разбился в автокатастрофе. Т.к. жила она круглый год на даче, она настояла, чтобы сына похоронили на старом, лесном кладбище. Конечно же, все соседи, друзья семьи, включая меня присутствовали на похоронах. После церемонии захоронения я прогуливался по кладбищу. То, что я увидел там повергло меня в шок. Передо мной была простая могилка, на кресте висел венок и...
На надгробном камне была фотография ТОГО САМОГО парня, которого я видел в лесу! Погиб в 17 лет, был убит маньяком в лесу, во время пробежки. Я порасспрашивал народ, мне сказали, что его семья переехала из этого места и дом был заброшен ещё в годы СССР. Не знаю как вам, но мне было страшно.
В конце концов, не все призраки могут быть дружелюбны или нейтральны к человеку.
С тех пор, я конечно же больше никогда не ходил в лес вечером.
Случилось это у меня на даче. Не буду много времени тратить на вступление и постараюсь не описывать все подробности истории, а только саму суть. Иногда вечером, когда я на даче, я люблю прогуляться по вечернему лесу. Так тихо, спокойно. В общем, благодать. И в этот раз подумал, что прогулка не повредит. На окраине леса есть старое кладбище. Несмотря ни на что, на нём всё ещё хоронят. Вот иду по лесу, вдруг смотрю кто-то бежит. Ну, думаю, ещё один сумасшедший любитель природы, вроде меня. Хотя по началу я испугался. Мало ли кому взбредёт в голову вечером по лесу шататься. Паренёк совсем молодой, 17-18 лет. Я с ним поздоровался, он остановился, посмотрел на меня, ответил и побежал дальше. Это было странно, ведь наш дачный посёлок совсем небольшой, где почти каждый знает каждого или хотя бы раз видел. А этот парня я ни разу ни встречал. Не мог я не заметить того, что когда я с ним здоровался, то почувствовал резкий поток холода, но тогда свалил это на холодный, осенний ветер. Когда он побежал дальше, я тоже спокойно пошёл домой.
Через два дня случилась трагедия. Сын моей соседки разбился в автокатастрофе. Т.к. жила она круглый год на даче, она настояла, чтобы сына похоронили на старом, лесном кладбище. Конечно же, все соседи, друзья семьи, включая меня присутствовали на похоронах. После церемонии захоронения я прогуливался по кладбищу. То, что я увидел там повергло меня в шок. Передо мной была простая могилка, на кресте висел венок и...
На надгробном камне была фотография ТОГО САМОГО парня, которого я видел в лесу! Погиб в 17 лет, был убит маньяком в лесу, во время пробежки. Я порасспрашивал народ, мне сказали, что его семья переехала из этого места и дом был заброшен ещё в годы СССР. Не знаю как вам, но мне было страшно.
В конце концов, не все призраки могут быть дружелюбны или нейтральны к человеку.
С тех пор, я конечно же больше никогда не ходил в лес вечером.
Мне нравится
Темно-серое
Летом мы с братом ездили к бабушке в деревню. Там у нас (в деревне) были пара-тройка заброшенных домов, о которых местные рассказывали легенды. На одну душу населения деревни по версии старушек приходилось по пять неупокоенных душ. А уж сколько баек об оборотнях в лесах — и не сосчитать. В деревне также имелась своя ведьма, которую все обходили стороной, а дети с любопытством заглядывали через забор и спорили на самого храброго, кто к ведьме решится подойти.
Кстати, ведьма та жила в доме напротив нашего дома. Из нашего окна был виден ее дом, окна в доме, но разглядеть, что внутри, никогда не получалось.
В общем, все в традициях жанра. Но одну ночь я запомнила надолго.
Та наша ведьма болела сильно, и местные знахари во главе с главврачом из центральной больницы соседнего поселка городского типа говорили в один голос — недолго жить осталось. Мы с детворой только и размусоливали эту тему: «Ведьма умирает! Будет проклятье!» — и все в том же духе.
Сидим на лавочке и спорим, какое же проклятье нам угрожает. Один дедушка это услышал и подошел к нам, сказав при этом: «Когда она умрет, дома загорятся, чтобы никто не видел, как ее душа улетает. Отвлекающий маневр!» Эти его слова надолго застряли у меня в голове, так как при виде пожаров, у меня, уже зрелого человека, появляется мысль, что где-то умерла ведьма. И сейчас я объясню, почему.
Это была ночь. Мы все уже спали, в доме стояла тишина.
Я проснулась от того, что на улице где-то вдалеке кто-то кричал. Проснувшись, я поняла, что кричащих голосов было много. Мужчины и женщины. Но в основном кричали мужчины. Я посмотрела в окно, но никого не увидела. За криками многих людей стал отчетливо пробиваться крик одной женщины. Что именно кричат, я толком разобрать не могла. Проснулся брат, испугался и забрался ко мне на кровать. Мы вместе стали в окно смотреть, пытаясь разглядеть темную улицу. В домах стал включаться свет. Кто-то даже выходил наружу. Крик женщины становился все громче, и мы, наконец, увидели знакомую, которая бежала по дороге и подбегала ко всем, кто выходил на улицу. Люди тут же срывались и убегали, а вскоре возвращались с ведрами. Я услышала, как наша бабушка выбежала на крыльцо. К ней подбежала та же знакомая, и они вместе куда-то помчались. Правда возле крыльца бабушка остановилась и вернулась в дом. Зайдя в комнату, она сказала нам, чтобы никуда не выходили. После этого она и еще несколько людей убежали в том направлении, откуда прибежала кричащая женщина.
— Пожар! — промелькнуло в голове и, схватив брата, я выбежала с ним на улицу. Мы просто стояли возле своего крыльца и смотрели на дом ведьмы. К нашему забору подошли еще несколько ребят. Мы все переговаривались, что сейчас откуда-то полезет душа ведьмы, что это она «отвлекающий маневр сделала» и подожгла чей-то дом. Смеялись, перешептывались, но с недоверием на окна дома все-таки поглядывали. И заметили, что из трубы на крыше дома «нашей колдуньи» повалил дым. Редкий такой, словно в печи только одну бумажку подожгли. И в эту же секунду вместе с дымом из трубы вылетело что-то темно-серое и густое. Я даже не знаю, как это описать.
Темно-серое вылетело очень быстро и вознеслось ввысь. Там и испарилось. И редкий дым сразу же пропал.
Ой, как мы орали! Бежали и рыдали в сторону, куда наши родители убежали. Всей толпой бежим и рыдаем. Но никому из взрослых даже слова не сказали.
На следующий день были работы по восстановлению сгоревших зданий — мусор разгребался, мебель хорошая выносилась. А через два дня были похороны колдуньи. Похоронили ее по-божески, на кладбище. Священник отпевал.
Никакого проклятья не произошло. Правда, даже найдя мертвую бабочку, мы с ребятней сразу все списывали на злобный дух ведьмы. Со временем и это прошло.
Летом мы с братом ездили к бабушке в деревню. Там у нас (в деревне) были пара-тройка заброшенных домов, о которых местные рассказывали легенды. На одну душу населения деревни по версии старушек приходилось по пять неупокоенных душ. А уж сколько баек об оборотнях в лесах — и не сосчитать. В деревне также имелась своя ведьма, которую все обходили стороной, а дети с любопытством заглядывали через забор и спорили на самого храброго, кто к ведьме решится подойти.
Кстати, ведьма та жила в доме напротив нашего дома. Из нашего окна был виден ее дом, окна в доме, но разглядеть, что внутри, никогда не получалось.
В общем, все в традициях жанра. Но одну ночь я запомнила надолго.
Та наша ведьма болела сильно, и местные знахари во главе с главврачом из центральной больницы соседнего поселка городского типа говорили в один голос — недолго жить осталось. Мы с детворой только и размусоливали эту тему: «Ведьма умирает! Будет проклятье!» — и все в том же духе.
Сидим на лавочке и спорим, какое же проклятье нам угрожает. Один дедушка это услышал и подошел к нам, сказав при этом: «Когда она умрет, дома загорятся, чтобы никто не видел, как ее душа улетает. Отвлекающий маневр!» Эти его слова надолго застряли у меня в голове, так как при виде пожаров, у меня, уже зрелого человека, появляется мысль, что где-то умерла ведьма. И сейчас я объясню, почему.
Это была ночь. Мы все уже спали, в доме стояла тишина.
Я проснулась от того, что на улице где-то вдалеке кто-то кричал. Проснувшись, я поняла, что кричащих голосов было много. Мужчины и женщины. Но в основном кричали мужчины. Я посмотрела в окно, но никого не увидела. За криками многих людей стал отчетливо пробиваться крик одной женщины. Что именно кричат, я толком разобрать не могла. Проснулся брат, испугался и забрался ко мне на кровать. Мы вместе стали в окно смотреть, пытаясь разглядеть темную улицу. В домах стал включаться свет. Кто-то даже выходил наружу. Крик женщины становился все громче, и мы, наконец, увидели знакомую, которая бежала по дороге и подбегала ко всем, кто выходил на улицу. Люди тут же срывались и убегали, а вскоре возвращались с ведрами. Я услышала, как наша бабушка выбежала на крыльцо. К ней подбежала та же знакомая, и они вместе куда-то помчались. Правда возле крыльца бабушка остановилась и вернулась в дом. Зайдя в комнату, она сказала нам, чтобы никуда не выходили. После этого она и еще несколько людей убежали в том направлении, откуда прибежала кричащая женщина.
— Пожар! — промелькнуло в голове и, схватив брата, я выбежала с ним на улицу. Мы просто стояли возле своего крыльца и смотрели на дом ведьмы. К нашему забору подошли еще несколько ребят. Мы все переговаривались, что сейчас откуда-то полезет душа ведьмы, что это она «отвлекающий маневр сделала» и подожгла чей-то дом. Смеялись, перешептывались, но с недоверием на окна дома все-таки поглядывали. И заметили, что из трубы на крыше дома «нашей колдуньи» повалил дым. Редкий такой, словно в печи только одну бумажку подожгли. И в эту же секунду вместе с дымом из трубы вылетело что-то темно-серое и густое. Я даже не знаю, как это описать.
Темно-серое вылетело очень быстро и вознеслось ввысь. Там и испарилось. И редкий дым сразу же пропал.
Ой, как мы орали! Бежали и рыдали в сторону, куда наши родители убежали. Всей толпой бежим и рыдаем. Но никому из взрослых даже слова не сказали.
На следующий день были работы по восстановлению сгоревших зданий — мусор разгребался, мебель хорошая выносилась. А через два дня были похороны колдуньи. Похоронили ее по-божески, на кладбище. Священник отпевал.
Никакого проклятья не произошло. Правда, даже найдя мертвую бабочку, мы с ребятней сразу все списывали на злобный дух ведьмы. Со временем и это прошло.
Мне нравится
Колодец
Рассказал мне эту историю дед. А дед человек слова, если скажет что-нибудь, пообещает, по возможности выполнит сразу, а если ждать приходилось, то совсем чуть-чуть. В детстве он мне постоянно игрушки всякие привозил, истории рассказывал, смеялись вместе доупаду, а мне его ещё смех нравился - звонкий такой, не как у стариков обычно бывает, как молодой заливается. Я вырос, в деревню к нему в гости ездить стал редко - школа, занятия всякие, новые технологии и вот позапрошлым летом сказал маме, что хочу в гости к деду с бабушкой наведаться, давно у них не был, город совсем съел меня. А бабушка отлично готовит, ещё скотина своя - коровы, куры, козы - так, что всё своё, и меня так и потянуло на свежий воздух. Собрал вещички, мама позвонила деду вечером, чтобы за мной приехал. Я сидел как на иголках, я ещё тамошних ребят знал хорошо, вместе байки друг другу рассказывали, я дедовские иногда пересказывал, лазали по старым сараям, ходили к дому, заброшенному, где по деревенской легенде духи обитали. Испугались мы тогда о того, что мышь пробежала - девчонка заметила краем глаза движение, да как ломанётся, заорёт, что мы за ней все повыскакивали как в попу раненные. Прошло с тех пор лет семь-восемь, не меньше. Вышел на балкон и смотрю, дедушкин старый москвич подъезжает. Ну, у меня тут улыбка до ушей, хоть за вязочки пришей во все тридцать два зуба, я сумку взял, отца с мамой чмокнул, да помчался на улицу. А дед уже машину припарковал, москвич старенький, но целёхонький на солнце блестит, а дедушка стоит, прислонившись к двери, да улыбается. Я подбежал, обнял его, сел вперёд, пристегнулся, поехали. Я начал расспрашивать, как деревня, как соседи, как хозяйство ведётся - дед охотно отвечал на моё словоизвержение, терпеливо так, с улыбкой, рад внука видеть как-никак. Выехали уже за черту города, как я спросил о своём лучшем деревенском друге, Фёдоре. Дружили мы тогда сильно, не разлей вода, один раз даже в девчонку одну влюбились, но решили по-братски оставить её и не менять, так сказать "братву на бабу". Дед сразу нахмурился, баранку покрепче стиснул, мрачнее тучи сделался. Ну, я тут понял, что что-то не то. Решил помолчать, не расспрашивать, сам узнаю, да дед начал. С его слов буду писать:
"Федька хороший парень был, молодой совсем, да жаль парня. 17 лет всего (он старше меня на год), пороху не нюхал. Связался он с недобрым делом… Родители его в город по делам поехали, а сына оставили дома и наказали ему хозяйство в чистоте держать. Он молодец, не халтурил, я только встану, а я встаю ни свет, ни заря, а он уже поднялся и горланит через весь двор: "Доброе утро, дед Коля!". Корову держал в чистоте, доил, овец на пастбище выгонял, следил за ними, да вот принялся один раз колодец чистить. Он у них постоянно поростал то водорослями, то мхом, грибы всякие росли внизу. Взял он палку какую-то, тряпку нацепил, да давай видать, по стенам елозить, оцеплять всю эту гадость со стен, да со дна. Очистил, давай ведром черпать. Дошёл до дна почти и глядь, внизу лежит что-то. То ли тряпьё какое-то, то ли что. Любопытно стало, что за невесть, что там внизу. Привязал крючок к палке, да вытащил наверх. Оказалось, что это скелет, не животный, человека! Не стал парень, что странно, к батюшке обращаться, чтобы тело-то захоронить по правилам, а в дом к себе его унёс. Я видел как он колодец чистил, порой бабушка охала-ахала, что, мол, он так низко наклоняется, не свалился бы! Я тоже заволновался, решил наведаться. Бабушка блинов напекла, я взял вязанку, да к нему. Зашёл в сарай - нет никого, а корова чуть ли не по колено в навозе, вымя раздулось, как бы, не перегорело молоко. Тут я и заподозрил, что что-то не то, побежал в дом к нему быстрее. Постучался, внутри какое-то шубуршание услышал, а как постучался - всё затихло. Тут я дверь то сдуру чуть не вышиб и на пол не упал - дверь не закрытой оказалась. А в доме пахнет какой-то мертвечиной, ей Богу. Я испугался, не зашиб ли парня кто, все комнаты оббегал и застал его лежащим на полу в гостиной - оттуда сильнее всего пахло. Думал, пропал Фёдор, хватаю его за плечо, а он глаза распахнул, под ними круги синие. Лицо осунулось, еле руками шевелит, а глаза живые, как будто ярче ещё стали. Зелёные, сверкают, вот-вот искры замечет. Федька парнем красивым был, а тут усталый, осунувшийся, лет на десять постарел. Я его хватаю, на ноги поставить пытаюсь, а он стоять не может, мямлет только что-то: "Ноги, ноги, ноги..." Тут я и понял, что ноги у него не двигаются совсем. Отнялись видать. Я подумал, вдруг болел чем-нибудь, на кресло его усадил, давай расспрашивать. А он на лицо не смотрит, глаза отводит, да куда-то в угол, на грани бреда парень. И когда он очередной раз взгляд отвёл, я-то и увидел, куда он так норовит посмотреть. В углу кости лежали, а Фёдор руку поднял и тычет туда. Я поднялся с корточек, думал мне туда идти надо, а он хвать меня за руку, да с такой силищей, что меня чуть на пол не уложил. А тыкать продолжает. Ну, я руку его отцепил, стул к углу поставил и его туда - на плечо закинул руку вторую и еле доволочил. Ноги не ходят, тащит их по полу. Усадил туда, да решил за женой сходить, пусть покормит бедолагу. Сходил за бабушкой и слышу, болтает что-то Федька, да живо так! Воркует, как с девчонкой, обещает что-то, а как только зашли мы - умолк.
Так Леночка (бабушку зовут) и носила ему еду, кормила. А один раз говорит, заходит и чуть не закричала - он около двери ползёт, рукой загребает, а в руке рваньё. Не отдал он её, чуть за руку не прикусил, когда она ему помочь встать пыталась. А она у нас женщина не робкого десятка, прикрикнула на него, и как только он замолк, утащила его в гостиную. Парень сильно похудел, как щепка стал, так что не удивительно, что его бабушка унесла. Жутко ей в доме было, присутствие кого-то как будто ощущала и тут решила опять в угол тот посмотреть, где кости лежали, а нет их там. Думала, я выкинул наконец-то, но я их не трогал, казалось, как будто бы эти останки единственная мотивация Федьку жить. Жалко его было жутко. Один раз ночью вышел я на порог покурить, да вижу в окне Фёдоровского дома девушку. Да красивую такую, что я думал, кажется мне всё это спросонья. А главное, Федя улыбался, что-то говорил ей, а девица по комнате кружила, волосы, чуть ли не до пят, да светлые такие, как и она. Лунный свет будто бы через неё проходил. На следующий день помер парень, опять вылез из кресла, да и уполз на кухню, а нашли его в обнимку с каким-то тряпьём, на платье похожем и с грудой костей."Я опешил. Друг, которого я знал, наверно, лучше, чем самого себя, умер по какой-то мистической причине. Меня аж озноб схватил. До деревни километра два осталось, так что я просто вперил взгляд в горизонт, куда врезались вершины гор. На душе стало гадко, холодно и пусто, а дед молчал - не хотел тревожить, оставил наедине с мыслями и, видать, жалел, что всю правду рассказал.
Тем же вечером я зашёл к Ире, девочку которую я с детства знал, так она в настоящую девушку превратилась. И сказала она, что слышала от бабушки, будто бы руки на себя наложила девушка в доме, где Федина семья жила, от того, что не сватался к ней никто, вот и бросилась в колодец. А до этого кости видать не откапывал никто, так глубоко колодец не чистили. Родители Фёдора в город переехали, дом не стали продавать, оставили как память. Так один раз засиделся я у Иры до вечера, за полночь уже было, а путь держал мимо дома друга. Остановился, вспомнил всё о нём, и не помнил ничего плохого, как заметил в окошке, что Фёдор как живой, улыбается, не худой, а наоборот, крепкий и держит девушку за талию как в вальсе. И глаза у него зелёным сверкали, как раньше. Они по комнате кружили, а я со страху вылупился на всё это, а потом дал стрекача домой. Долго уснуть не мог, а через три дня уехал - конец августа, надо было готовиться к школе. Но историю помню хорошо и друга лучшего никогда не забуду. Вот такая вот история.
Рассказал мне эту историю дед. А дед человек слова, если скажет что-нибудь, пообещает, по возможности выполнит сразу, а если ждать приходилось, то совсем чуть-чуть. В детстве он мне постоянно игрушки всякие привозил, истории рассказывал, смеялись вместе доупаду, а мне его ещё смех нравился - звонкий такой, не как у стариков обычно бывает, как молодой заливается. Я вырос, в деревню к нему в гости ездить стал редко - школа, занятия всякие, новые технологии и вот позапрошлым летом сказал маме, что хочу в гости к деду с бабушкой наведаться, давно у них не был, город совсем съел меня. А бабушка отлично готовит, ещё скотина своя - коровы, куры, козы - так, что всё своё, и меня так и потянуло на свежий воздух. Собрал вещички, мама позвонила деду вечером, чтобы за мной приехал. Я сидел как на иголках, я ещё тамошних ребят знал хорошо, вместе байки друг другу рассказывали, я дедовские иногда пересказывал, лазали по старым сараям, ходили к дому, заброшенному, где по деревенской легенде духи обитали. Испугались мы тогда о того, что мышь пробежала - девчонка заметила краем глаза движение, да как ломанётся, заорёт, что мы за ней все повыскакивали как в попу раненные. Прошло с тех пор лет семь-восемь, не меньше. Вышел на балкон и смотрю, дедушкин старый москвич подъезжает. Ну, у меня тут улыбка до ушей, хоть за вязочки пришей во все тридцать два зуба, я сумку взял, отца с мамой чмокнул, да помчался на улицу. А дед уже машину припарковал, москвич старенький, но целёхонький на солнце блестит, а дедушка стоит, прислонившись к двери, да улыбается. Я подбежал, обнял его, сел вперёд, пристегнулся, поехали. Я начал расспрашивать, как деревня, как соседи, как хозяйство ведётся - дед охотно отвечал на моё словоизвержение, терпеливо так, с улыбкой, рад внука видеть как-никак. Выехали уже за черту города, как я спросил о своём лучшем деревенском друге, Фёдоре. Дружили мы тогда сильно, не разлей вода, один раз даже в девчонку одну влюбились, но решили по-братски оставить её и не менять, так сказать "братву на бабу". Дед сразу нахмурился, баранку покрепче стиснул, мрачнее тучи сделался. Ну, я тут понял, что что-то не то. Решил помолчать, не расспрашивать, сам узнаю, да дед начал. С его слов буду писать:
"Федька хороший парень был, молодой совсем, да жаль парня. 17 лет всего (он старше меня на год), пороху не нюхал. Связался он с недобрым делом… Родители его в город по делам поехали, а сына оставили дома и наказали ему хозяйство в чистоте держать. Он молодец, не халтурил, я только встану, а я встаю ни свет, ни заря, а он уже поднялся и горланит через весь двор: "Доброе утро, дед Коля!". Корову держал в чистоте, доил, овец на пастбище выгонял, следил за ними, да вот принялся один раз колодец чистить. Он у них постоянно поростал то водорослями, то мхом, грибы всякие росли внизу. Взял он палку какую-то, тряпку нацепил, да давай видать, по стенам елозить, оцеплять всю эту гадость со стен, да со дна. Очистил, давай ведром черпать. Дошёл до дна почти и глядь, внизу лежит что-то. То ли тряпьё какое-то, то ли что. Любопытно стало, что за невесть, что там внизу. Привязал крючок к палке, да вытащил наверх. Оказалось, что это скелет, не животный, человека! Не стал парень, что странно, к батюшке обращаться, чтобы тело-то захоронить по правилам, а в дом к себе его унёс. Я видел как он колодец чистил, порой бабушка охала-ахала, что, мол, он так низко наклоняется, не свалился бы! Я тоже заволновался, решил наведаться. Бабушка блинов напекла, я взял вязанку, да к нему. Зашёл в сарай - нет никого, а корова чуть ли не по колено в навозе, вымя раздулось, как бы, не перегорело молоко. Тут я и заподозрил, что что-то не то, побежал в дом к нему быстрее. Постучался, внутри какое-то шубуршание услышал, а как постучался - всё затихло. Тут я дверь то сдуру чуть не вышиб и на пол не упал - дверь не закрытой оказалась. А в доме пахнет какой-то мертвечиной, ей Богу. Я испугался, не зашиб ли парня кто, все комнаты оббегал и застал его лежащим на полу в гостиной - оттуда сильнее всего пахло. Думал, пропал Фёдор, хватаю его за плечо, а он глаза распахнул, под ними круги синие. Лицо осунулось, еле руками шевелит, а глаза живые, как будто ярче ещё стали. Зелёные, сверкают, вот-вот искры замечет. Федька парнем красивым был, а тут усталый, осунувшийся, лет на десять постарел. Я его хватаю, на ноги поставить пытаюсь, а он стоять не может, мямлет только что-то: "Ноги, ноги, ноги..." Тут я и понял, что ноги у него не двигаются совсем. Отнялись видать. Я подумал, вдруг болел чем-нибудь, на кресло его усадил, давай расспрашивать. А он на лицо не смотрит, глаза отводит, да куда-то в угол, на грани бреда парень. И когда он очередной раз взгляд отвёл, я-то и увидел, куда он так норовит посмотреть. В углу кости лежали, а Фёдор руку поднял и тычет туда. Я поднялся с корточек, думал мне туда идти надо, а он хвать меня за руку, да с такой силищей, что меня чуть на пол не уложил. А тыкать продолжает. Ну, я руку его отцепил, стул к углу поставил и его туда - на плечо закинул руку вторую и еле доволочил. Ноги не ходят, тащит их по полу. Усадил туда, да решил за женой сходить, пусть покормит бедолагу. Сходил за бабушкой и слышу, болтает что-то Федька, да живо так! Воркует, как с девчонкой, обещает что-то, а как только зашли мы - умолк.
Так Леночка (бабушку зовут) и носила ему еду, кормила. А один раз говорит, заходит и чуть не закричала - он около двери ползёт, рукой загребает, а в руке рваньё. Не отдал он её, чуть за руку не прикусил, когда она ему помочь встать пыталась. А она у нас женщина не робкого десятка, прикрикнула на него, и как только он замолк, утащила его в гостиную. Парень сильно похудел, как щепка стал, так что не удивительно, что его бабушка унесла. Жутко ей в доме было, присутствие кого-то как будто ощущала и тут решила опять в угол тот посмотреть, где кости лежали, а нет их там. Думала, я выкинул наконец-то, но я их не трогал, казалось, как будто бы эти останки единственная мотивация Федьку жить. Жалко его было жутко. Один раз ночью вышел я на порог покурить, да вижу в окне Фёдоровского дома девушку. Да красивую такую, что я думал, кажется мне всё это спросонья. А главное, Федя улыбался, что-то говорил ей, а девица по комнате кружила, волосы, чуть ли не до пят, да светлые такие, как и она. Лунный свет будто бы через неё проходил. На следующий день помер парень, опять вылез из кресла, да и уполз на кухню, а нашли его в обнимку с каким-то тряпьём, на платье похожем и с грудой костей."Я опешил. Друг, которого я знал, наверно, лучше, чем самого себя, умер по какой-то мистической причине. Меня аж озноб схватил. До деревни километра два осталось, так что я просто вперил взгляд в горизонт, куда врезались вершины гор. На душе стало гадко, холодно и пусто, а дед молчал - не хотел тревожить, оставил наедине с мыслями и, видать, жалел, что всю правду рассказал.
Тем же вечером я зашёл к Ире, девочку которую я с детства знал, так она в настоящую девушку превратилась. И сказала она, что слышала от бабушки, будто бы руки на себя наложила девушка в доме, где Федина семья жила, от того, что не сватался к ней никто, вот и бросилась в колодец. А до этого кости видать не откапывал никто, так глубоко колодец не чистили. Родители Фёдора в город переехали, дом не стали продавать, оставили как память. Так один раз засиделся я у Иры до вечера, за полночь уже было, а путь держал мимо дома друга. Остановился, вспомнил всё о нём, и не помнил ничего плохого, как заметил в окошке, что Фёдор как живой, улыбается, не худой, а наоборот, крепкий и держит девушку за талию как в вальсе. И глаза у него зелёным сверкали, как раньше. Они по комнате кружили, а я со страху вылупился на всё это, а потом дал стрекача домой. Долго уснуть не мог, а через три дня уехал - конец августа, надо было готовиться к школе. Но историю помню хорошо и друга лучшего никогда не забуду. Вот такая вот история.
Мне нравится
Приворот
Моя мама была очень красивой и привлекательной женщиной. С папой у них была большая любовь, доверительные отношения и крепкая дружная семья. Прожили они 20 лет "душа в душу", как говорят в народе. Но вдруг как-то внезапно и без видимой причины отношения в семье начали портиться. Папа очень сильно изменился: стал резким, несдержанным, грубым, каким-то нетерпимым. Стал выпивать: сначала изредка, потом больше. Потом соседи донесли: у него появилась женщина. Дочки не узнавали папу - чем дальше, тем больше. Он часто сидел, задумавшись. При этом его глаза были безумными, страшными. Это был чужой человек. Как будто его волей кто-то руководил, будто сидела в нем какая-то темная страшная сила. Он мог быть как зверь, а мог плакать, как беззащитный ребенок.
Очень сильно переживала мама, эта любящая добрая женщина. Она не понимала, как такое могло произойти: ведь они с папой любили друг друга, им всегда было интересно друг с другом. И она не понимала, почему он изменил ей, почему пустил под откос всю прожитую жизнь. От таких раздумий и невеселых мыслей или от отчаяния мама решила пойти к бабке-ведунье. Взяла с собой фотографию отца.
Ведунья сказала, что отцу сделан сильный приворот. Семью он никогда не бросит, но внутри него сидит такая сильная черная сила, что постоянно в нем идет борьба этой силы с духом его отца. И "что" победит, какая сила одержит верх - одному Богу известно. "Скорей всего, - сказала гадалка, - сердце отца не выдержит". Выслушав это все, мама упала на колени перед ведуньей: "Ради Бога, помогите! Что надо сделать? Чем я могу помочь своему мужу?" На это бабушка ответила, что нужно искать в квартире незнакомый предмет, на который сделана порча, потому что не только папе, но и маме и всем, кто живет в квартире, грозит опасность!
По возвращении домой, мама кинулась искать причину своих бед с таким отчаянием. Дочки были поражены: как сильно их мама любит отца! Но, к сожалению, они ничего не нашли, никаких незнакомых вещей в квартире не было. В отчаянии они опять кинулись за помощью к ведунье. Но та стояла на своем: в доме вещь, излучающая сильнейший негатив и медлить нельзя, так как чем дальше эта вещь находится в жилище, тем больше непоправимой беды она приносит.
И вот однажды утром младшая дочь вскочила с постели с криком: "Я знаю что это!" И все начали вспоминать: действительно, где-то месяц назад папа принес в квартиру то ли панно, то ли холст что-то самодельное с непонятным рисунком. Это была то ли змея, то ли какие-то переплетенные корни. Никто не придал особого значения этому "шедевру". Повесили его в малозаметном углу и перестали обращать на него внимания. Но сейчас, когда произошли такие события, все посмотрели на эту вещицу по-другому. Ведь, действительно, с появлением этого панно в семье стали происходить скандалы, а папа изменился до неузнаваемости. И вот мама, не задумываясь о последствиях, голыми руками сорвала со стены это "исчадие ада". И о, Боже! Из него посыпались какие-то перья, косточки мелких животных, засушенные лягушачьи лапки, гвозди, булавки и прочий мусор. И видно в это время, когда мама сняла со стены эту гадость, темные силы внутри папиного тела одержали победу над светлыми, так как у папы случился инфаркт. Как и предупреждала гадалка: сердце папы не выдержало...
А мама... (она ведь голыми руками взялась за эту гадость), мама стала чахнуть, болеть. Сначала думали, это из-за того что умер папа и что со временем все наладится. Но у мамы обнаружили онкологию. Пришлось опять обратиться к бабке-ведунье, все той же. И она пояснила, что эта такая сильная порча была сделана сильной колдуньей по заказу папиной любовницы. Так вот на папу был сделан приворот, а маме сделана порча на онкологию. Сказала, что попытается снять с мамы порчу, но она уже поразила организм мамы, поэтому будет нелегко и результат будет не сразу. Итак, мама болела еще месяца три. Ей была сделана операция, во время, которой было выкачано из опухоли 6 литров непонятной жидкости. Потом лечение у ведуньи. А еще до операции, когда маме сделали УЗИ, все поразились: на фото, на месте опухоли, хорошо просматривалось лицо какой-то сущности. На этом лице была непередаваемая ухмылка... и это было жутко.
P.S. Как могут люди делать друг другу такую гадость! Почему думают, что можно с помощью приворота заставить полюбить. Почему не задумываются, что с огнем играют! А ведь их ждет страшная расплата за содеянное и не только после смерти, но и зачастую в этой жизни. Те, кто делает порчу, обращаюсь к вам: вам бы хотелось быть на месте людей, чью участь вы решаете?
Моя мама была очень красивой и привлекательной женщиной. С папой у них была большая любовь, доверительные отношения и крепкая дружная семья. Прожили они 20 лет "душа в душу", как говорят в народе. Но вдруг как-то внезапно и без видимой причины отношения в семье начали портиться. Папа очень сильно изменился: стал резким, несдержанным, грубым, каким-то нетерпимым. Стал выпивать: сначала изредка, потом больше. Потом соседи донесли: у него появилась женщина. Дочки не узнавали папу - чем дальше, тем больше. Он часто сидел, задумавшись. При этом его глаза были безумными, страшными. Это был чужой человек. Как будто его волей кто-то руководил, будто сидела в нем какая-то темная страшная сила. Он мог быть как зверь, а мог плакать, как беззащитный ребенок.
Очень сильно переживала мама, эта любящая добрая женщина. Она не понимала, как такое могло произойти: ведь они с папой любили друг друга, им всегда было интересно друг с другом. И она не понимала, почему он изменил ей, почему пустил под откос всю прожитую жизнь. От таких раздумий и невеселых мыслей или от отчаяния мама решила пойти к бабке-ведунье. Взяла с собой фотографию отца.
Ведунья сказала, что отцу сделан сильный приворот. Семью он никогда не бросит, но внутри него сидит такая сильная черная сила, что постоянно в нем идет борьба этой силы с духом его отца. И "что" победит, какая сила одержит верх - одному Богу известно. "Скорей всего, - сказала гадалка, - сердце отца не выдержит". Выслушав это все, мама упала на колени перед ведуньей: "Ради Бога, помогите! Что надо сделать? Чем я могу помочь своему мужу?" На это бабушка ответила, что нужно искать в квартире незнакомый предмет, на который сделана порча, потому что не только папе, но и маме и всем, кто живет в квартире, грозит опасность!
По возвращении домой, мама кинулась искать причину своих бед с таким отчаянием. Дочки были поражены: как сильно их мама любит отца! Но, к сожалению, они ничего не нашли, никаких незнакомых вещей в квартире не было. В отчаянии они опять кинулись за помощью к ведунье. Но та стояла на своем: в доме вещь, излучающая сильнейший негатив и медлить нельзя, так как чем дальше эта вещь находится в жилище, тем больше непоправимой беды она приносит.
И вот однажды утром младшая дочь вскочила с постели с криком: "Я знаю что это!" И все начали вспоминать: действительно, где-то месяц назад папа принес в квартиру то ли панно, то ли холст что-то самодельное с непонятным рисунком. Это была то ли змея, то ли какие-то переплетенные корни. Никто не придал особого значения этому "шедевру". Повесили его в малозаметном углу и перестали обращать на него внимания. Но сейчас, когда произошли такие события, все посмотрели на эту вещицу по-другому. Ведь, действительно, с появлением этого панно в семье стали происходить скандалы, а папа изменился до неузнаваемости. И вот мама, не задумываясь о последствиях, голыми руками сорвала со стены это "исчадие ада". И о, Боже! Из него посыпались какие-то перья, косточки мелких животных, засушенные лягушачьи лапки, гвозди, булавки и прочий мусор. И видно в это время, когда мама сняла со стены эту гадость, темные силы внутри папиного тела одержали победу над светлыми, так как у папы случился инфаркт. Как и предупреждала гадалка: сердце папы не выдержало...
А мама... (она ведь голыми руками взялась за эту гадость), мама стала чахнуть, болеть. Сначала думали, это из-за того что умер папа и что со временем все наладится. Но у мамы обнаружили онкологию. Пришлось опять обратиться к бабке-ведунье, все той же. И она пояснила, что эта такая сильная порча была сделана сильной колдуньей по заказу папиной любовницы. Так вот на папу был сделан приворот, а маме сделана порча на онкологию. Сказала, что попытается снять с мамы порчу, но она уже поразила организм мамы, поэтому будет нелегко и результат будет не сразу. Итак, мама болела еще месяца три. Ей была сделана операция, во время, которой было выкачано из опухоли 6 литров непонятной жидкости. Потом лечение у ведуньи. А еще до операции, когда маме сделали УЗИ, все поразились: на фото, на месте опухоли, хорошо просматривалось лицо какой-то сущности. На этом лице была непередаваемая ухмылка... и это было жутко.
P.S. Как могут люди делать друг другу такую гадость! Почему думают, что можно с помощью приворота заставить полюбить. Почему не задумываются, что с огнем играют! А ведь их ждет страшная расплата за содеянное и не только после смерти, но и зачастую в этой жизни. Те, кто делает порчу, обращаюсь к вам: вам бы хотелось быть на месте людей, чью участь вы решаете?
Мне нравится
Скорбный перегон
Автор: Олег Кожин
МОСКВА — МЕДВЕЖЬЕГОРСК
К ночи, когда из всего освещения в купе работали только фонари в изголовье, попутчица впервые отложила книгу.
— К Медгоре подъезжаем, — сказала она.
Мила, свесившись с полки, прилипла лицом к стеклу, пытаясь разглядеть пролетающий мимо пейзаж. Вздымаемая мчащимся поездом ночь колыхалась непроницаемой бархатной портьерой. Только жухлая трава, липнущая к путейной насыпи, напоминала, что мир за окном все же существует и сожран темнотой лишь временно. В этом космосе, без ориентиров и маяков, определить, куда они подъезжают, было решительно невозможно.
Попутчица, сухопарая старушка в льняном платье и льняном же платке, подсела в Петрозаводске. Войдя в купе, негромко поздоровалась и, с неожиданной для своего возраста прытью, взлетела на вторую полку, напротив Милы. Там она и лежала все это время, уткнувшись носом в книгу в мягком переплете. За несколько часов старушка ни разу не сменила позы и, вообще, была настолько тихой и незаметной, что даже назойливый проводник, ежечасно предлагающий «чай-кофе-шоколадку», не обратил на нее внимания.
Мила заглянула в телефон, сверяясь с расписанием. Действительно, по времени выходило, что Медвежьегорск уже недалеко. Но как об этом узнала соседка, у которой, похоже, не то что мобильника — часов, и тех не было?
— А вы откуда узнали? — спросила Мила.
Не то чтобы она действительно интересовалась. Просто размеренное покачивание вагонов сегодня отчего-то не убаюкивало, а раздражало. В привычном перестуке колес слышалась тревога, от которой опрометью бежал пугливый сон.
— Ведьмы поют, — буднично пояснила попутчица.
Будто сообщила, что в магазин завезли финскую колбасу или что вновь подскочили тарифы на коммуналку. Так спокойно и естественно у нее это вышло, что Мила даже решила, будто ослышалась.
— Ведь мы что, простите?
Соседка покрутила в воздухе указательным пальцем, дотронулась до уха, будто предлагая прислушаться.
— Ведьмы поют, — повторила она. — Значит, Медвежьегорск близко.
В мыслях Мила крепко выругалась. Купейный билет, купленный на выкроенные из стипендии крохи, она взяла специально, чтобы избавиться от радостей плацкартного братания, висящих в проходе мужских ног в дырявых носках и таких вот попутчиков. Мила непроизвольно отстранилась, точно ожидая, что сейчас эта благообразная старушка достанет из багажа распечатки предсказаний Ванги и шапочку из фольги. Однако соседка, похоже, продолжать разговор не собиралась. Вновь уткнувшись в книгу, едва не касаясь страниц крючковатым носом, она увлеченно поглощала дешевый томик в мягкой обложке.
Поспешно достав телефон, Мила принялась демонстративно разматывать наушники. Бегство в музыку — слабая защита от городских сумасшедших, но уж лучше такая, чем совсем никакой. Всегда можно сделать вид, что не слышал, или спал, или за…
Пальцы, еще сильнее перепутавшие змеиный клубок проводов, внезапно остановились. Замерли вместе с сердцем, которое резко ухнуло в желудок да там и сгинуло. Мила покрутила головой, точно антенной, в попытке поймать неустойчивый сигнал. Поняла вдруг, что сидит с отвисшей челюстью, глупо пялясь на вагонное радио, и поспешно захлопнула рот. Радио молчало, никаких сомнений. Тогда откуда же…
… перетекая из вагона в вагон, из купе в купе, по поезду лилась песня. Без музыки и слов, созданная одним лишь голосом. Нет, не одним, не десятком даже, а целым хором, сонмом невидимок. Протяжная, точно сотканная из осенней печали. Заунывная, как отходная молитва. И безмерно красивая, будто…
— Услышала, — кивнула соседка, оторвав прищуренные глаза от потрепанных страниц. — Первый раз, что ли, по Николаевской железке едешь?
Ничего не понимая, Мила уставилась на попутчицу. Почему-то ей казалось ужасно глупым, что та спрашивает такие вот нелепости. Ей хотелось сказать, что, конечно же, не первый, просто впервые забралась так далеко, и что железная дорога называется Октябрьской, а не Николаевской, и много чего еще, но вместо этого выпалила лишь:
— Что это?!
— Ведьмы поют, — без тени иронии повторила соседка, вновь пряча крючковатый нос за мятой обложкой. — Их всегда на этом месте слышно.
— Что, всем слышно? — Мила недоверчиво выпучила глаза.
— Нет, только особо одаренным! — едко проворчала старуха, недовольная тем, что ее вновь оторвали от чтения. — Конечно не всем. Глухим вот, например, не слышно…
— Ой, простите, пожалуйста! — торопливо извинилась Мила. — Просто… так необычно… я думала…
Лишь перестук колес — и ничего кроме. Сбившись, девушка замолчала. Ей вдруг подумалось — а не примерещилось ли все это? Был ли на самом деле этот заунывный женский хор, чье пение тревожило душу, наполняя ее ощущением предстоящего полета, волнительным и немного страшноватым?
Демонстративно захлопнув книгу, старушка отложила ее в сторону.
— Да ладно, нечего тут извиняться, — сказала она, смирившись с вынужденной беседой. — Я, когда их впервые услышала, челюсть на ногу уронила, вот прямо как ты сейчас. А потом привыкла. Все привыкают, кто по Николаевской катается. Проводники так вообще внимания не обращают. Хотя тут, в плацкартном, есть один дурачок — любит пассажиров пугать.
Старушка скривилась, точно собиралась сплюнуть, но сдержалась.
— Он за пару станций до Медгоры ужаса нагонит, баек всяких наплетет, а потом людям в тумане за окном призраки мерещатся. Так-то, конечно, если шары залиты, то всякое привидеться может…
Взгляд Милы непроизвольно вернулся к окну. Стекло отразило размытое девичье лицо с широко распахнутыми глазами и приоткрытым от удивления ртом. Рассеянного света едва хватало, чтобы разглядеть туман, стелющийся вдоль железнодорожной насыпи. Никаких призраков. Никаких таинственных фигур.
— А вы сами что думаете? — Вопреки всему, Мила вдруг поняла, что ей действительно интересно, что думает эта незнакомая, по сути, женщина. — Что это на самом деле?
Старушка молчала, поджав и без того узкие губы. Будто подыскивала нужные слова. Мила недоверчиво уточнила:
— Вы ведь не считаете, что это на самом деле ведьмы?!
— Нет, не считаю, — соседка покачала головой, от чего выбившиеся из-под платка седые пряди рассыпались по узким плечам. — Я в Бабу-ягу с трех лет не верю. Тут, скорее всего, какой-нибудь акустический эффект хитрый. Отсыпка плохая или рельсы гнутые, например. Или еще какая… аэродинамическая труба.
Слово «аэродинамическая» она произнесла с заминкой, едва ли не по слогам. Мила поняла, что на самом деле попутчица кого-то цитирует, оставляя свое мнение при себе.
Старушка помолчала, задумчиво перебирая мятые страницы. Затем добавила:
— Так-то, конечно, бес его разбери. Насколько я знаю, никто специально этим вопросом не занимался. А вообще, Николаевская — дорога старая. Может, и впрямь привидения поют…
За окном посветлело. Это сутулые фонари, униженно согнувшись, пытались заглянуть в проносящийся мимо поезд. Потянулись бетонные заборы, изрисованные граффити, небольшие приземистые ангары да похожие на жирных отожравшихся змей составы, дремлющие на отстойных путях. Поезд начал сбрасывать ход. Плавно и неспешно скользил он вдоль почти пустого перрона, пока, рассерженно зашипев пневмотормозом, не встал окончательно.
— А почему Николаевская? Всегда же Октябрьская была? — Мила попыталась возобновить угасшую беседу. Не очень успешно.
— Привычка. У нас в селе суеты не любят. Сегодня Октябрьская, завтра Ноябрьская. Каждый раз переучиваться — кому оно надо? Николаевская — она Николаевская и есть. Как царь построил, так с тех пор и называют.
Попутчица щелкнула выключателем, показывая, что разговор окончен. Купе погрузилось в темноту. Мила легла на спину, отстраненно слушая приглушенный топот новых пассажиров. За стенкой, стараясь не шуметь, кто-то расстилал постельное белье. Граненый стакан на столе задребезжал чайной ложкой — не простояв и десяти минут, поезд тронулся. Нижние места по-прежнему пустовали. Мила даже начала подумывать, не перебраться ли вниз, хотя бы на время, но дверь внезапно отъехала в сторону, и в купе, опережая своих хозяев, ворвался резкий запах перегара. Следом, с секундной задержкой, — не вошли даже — ввалились двое. Сдавленно матерясь, они распихали багаж, кое-как раскатали матрасы и принялись расшнуровывать ботинки. К перегару добавилась едкая вонь несвежих носков. Милу замутило. Стянув с полки пачку сигарет, она спустилась вниз. Не глядя, нашарила ногами шлепанцы, стараясь даже не смотреть в сторону новых соседей. Была крохотная надежда, что пьяные гоблины не полезут знакомиться…
— Добр-ой ночи, барышня! — пьяно икнув, поприветствовал ее грубый голос.
Надо же, вежливые какие, раздраженно подумала Мила. Следовало буркнуть что-то в ответ да слинять по-быстрому в тамбур, но не позволило воспитание. Обернувшись, она сдержанно приветствовала соседей. Тусклый свет ночников не позволял разглядеть их во всех деталях, но увиденного оказалось более чем достаточно. Гораздо старше Милы, лет тридцати пяти, стриженные под ноль, в мятых спортивных куртках и давно не стиранных джинсах. Блестящие губы растянуты в похотливых улыбках. Глаза, одинаково черные в полумраке купе, маслено ощупывают девушку, заползая под майку и короткие джинсовые шорты.
— Присоединяйтесь, за знакомство! — Сидящий справа извлек из-под стола початую бутылку «Гжелки». Обхватившие горлышко пальцы синели тюремными перстнями-наколками.
— Третьей будете! — пошутил второй, гнусно хихикая.
— Нет, спасибо, — Мила покачала головой. — Я водку не люблю.
— Мы тоже! — округлив глаза, с придыханием выпалил татуированный. — Кто ж ее любит, проклятую?! Но ведь за знакомство — святое дело!
— Нет, извините, — повторила Мила. — И вы бы потише немного, если можно, а то бабушку разбудите.
Проворно выскользнув в коридор, она отсекла дверью протестующее «а мы настаиваем!» и недоуменное «какую, на хрен, бабушку?!».
Несмотря на сквозняки, в тамбуре неистребимо воняло сигаретным дымом. И все же здесь Миле полегчало. Оставалось лишь избавиться от засевшего в носоглотке запаха перегара и несвежего белья. Прислонившись к окну, Мила выбила из пачки сигарету и подцепила ее губами. Чиркнула колесом зажигалки, по привычке зачем-то прикрывая огонек ладонями, а когда, наконец, отняла руки, чуть не подавилась первой же затяжкой. В узком окошке маячило призрачное расплывчатое лицо.
— Бар-ышня, а чего вы такая невежливая? — раздался со спины уже знакомый икающий голос. — Мы к вам со всей, понимаешь, душой, а вы…
Мила резко обернулась. Давешний татуированный мужик стоял почти вплотную. И как только смог подойти так незаметно? При нормальном освещении он выглядел даже старше тридцати пяти. Глубокие морщины у висков, обвисшие щеки, набрякшие мешки под глазами, оказавшимися не черными, а льдисто-голубыми. Исходящий от него чудовищный запах дешевой водки и лука не перебивал даже табачный дым.
— Извините, я не очень хочу разговаривать.
— А я вот хочу… — Мужчина нервно облизнул пересохшие губы, придав слову «хочу» какой-то гаденький подтекст.
Покрытая мелким черным волосом рука уперлась в стену, зажимая Милу в углу. Он стоял так близко, что можно было даже разглядеть свежие прыщи, обсыпавшие плохо выбритый подбородок. Вероятно, самому себе он казался опасным и чертовски крутым, но у Милы этот бывший зэк вызывал лишь омерзение. Не страх, а брезгливость.
— Заготовку свою убери, — твердо сказала Мила, сердито выпуская дым через ноздри. Не потребовала даже — велела.
— А ес-ли не уберу? — Он наклонился вперед, обдавая девушку густыми водочными парами. — Че будешь де…
Договорить он не успел. Неожиданно даже для самой себя Мила воткнула тлеющую сигарету прямо в покрытую наколками пятерню. Попутчик заорал благим матом, скорее от страха и удивления, чем действительно от боли. А затем резко впечатал обожженную руку Миле в грудь, чуть выше солнечного сплетения.
От удара девушку швырнуло назад. Падая, она больно приложилась виском о дверную ручку. В голове взорвался фейерверк, на несколько секунд заместивший реальность короткими яркими вспышками. Очнулась Мила уже на полу, среди плевков и окурков. Татуированный исчез, оставив после себя устойчивый запах перегара. Мила лихорадочно ощупала себя — одежда целая, шорты на месте. Значит, не изнасиловал. Да и то верно, без сознания она пролежала едва ли больше минуты.
Шатаясь, она кое-как поднялась на ноги. С трудом сохраняя равновесие, осторожно пошла вперед, опираясь на стены трясущимися руками. Шершавые, плохо обработанные доски неприятно царапали ладони, норовя загнать занозу. Никак не получалось собрать мысли в кучу. Все заслоняла багровая злость вперемешку с отчаянной решимостью наказать пьяного подонка.
— Ничегооо, скотина… — протянула она сквозь стиснутые зубы. — Сейчас… сейчас посмотрим, какой ты смелый… сука…
Пелена ярости застилала глаза. Грудь сдавило то ли невыплаканными слезами, то ли этот пьяный кретин что-то там сломал. По-рыбьи хватая ртом воздух, Мила пыталась нащупать ручку тамбурной двери. Только бы дойти до проводницы, только бы дотащиться, а там уже охрана и начальник поезда… Они устроят этому козлу веселую жизнь! Эта тварь еще плакать будет, прощения просить!
Чувствуя, что вот-вот задохнется, Мила всем телом упала на дверь, буквально вывалившись из заплеванного, провонявшего табаком тамбура. В лицо тут же дохнуло свежестью — чистой, даже слегка морозной. Видимо, кто-то умудрился открыть окно в коридоре. В голове прояснилось, подобравшаяся к самому горлу тошнота неохотно отползла обратно в желудок. Мила потерла глаза руками, будто отгоняя марево затухающей злости…
Вагон разительно переменился. Исчезли белые занавесочки и красные коврики. Пропали люминесцентные лампы. Испарились все перегородки. Даже обшивка исчезла, уступив место почему-то не металлическому каркасу, а необструганным, плохо подогнанным друг к другу доскам. Благодаря отсутствию ограничителей создавалось впечатление какой-то безразмерности, бесконечности вагона. Лишь в ширину, от стены до стены, расстояние оставалось в разумных рамках. Противоположный край вагона терялся где-то вдалеке, сокрытый расстоянием и многочисленными женщинами, занявшими все свободное пространство.
Ошеломленная внезапной метаморфозой поезда, Мила не сразу заметила их, хотя не заметить было просто невозможно. Осторожно шагая вперед, она едва не наступала на вытянутые вдоль условного прохода ноги. Странные, невесть откуда взявшиеся пассажирки смотрели на нее с вялым любопытством. Разных возрастов, разного достатка, разных национальностей — между ними не было ничего общего. Они стояли где придется, сидели на чем попало — на табуретках, скамьях, рассохшихся бочках, на распиленных шпалах и просто на корточках. Некоторые лежали прямо на полу, беспомощно таращясь в дощатый потолок, ловя зрачками падающий сквозь щели звездный свет.
— Эй! — донеслось откуда-то спереди. — Эй, соседка! Давай к нам!
За откидным столом, испещренным нецензурными надписями, в компании из четырех женщин сидела попутчица Милы, седая старушка в льняном платье. Двинув костлявым бедром сидящую рядом дородную тетку с вытекшим глазом, она освободила край сиденья и похлопала по нему ладонью, приглашая Милу присесть. Протиснувшись вперед, девушка с облегчением упала на выдранную обивку жесткого кресла.
Новые соседки смотрели угрюмо, но без злобы. Скорее с сочувствием. Впервые разглядев их вблизи, Мила едва сдержала крик. Но промолчала. Вцепилась пальцами в липкую столешницу, усилием воли подавив готовый вырваться вопль. Напротив нее, точно так же держась руками за стол, сидела девушка в железнодорожной форме. Широкая красная линия пересекала ее тело от правого плеча к левой груди. Когда вагон шатало особенно сильно, казалось, что верхняя половина норовит сползти вниз, чтобы с чавкающим звуком упасть на колени соседки — удавленницы с жутковатым синюшным лицом.
— Здравствуйте, — выдавила Мила, с ужасом ощущая, как холодит раздробленную височную кость вездесущий сквозняк.
Автор: Олег Кожин
МОСКВА — МЕДВЕЖЬЕГОРСК
К ночи, когда из всего освещения в купе работали только фонари в изголовье, попутчица впервые отложила книгу.
— К Медгоре подъезжаем, — сказала она.
Мила, свесившись с полки, прилипла лицом к стеклу, пытаясь разглядеть пролетающий мимо пейзаж. Вздымаемая мчащимся поездом ночь колыхалась непроницаемой бархатной портьерой. Только жухлая трава, липнущая к путейной насыпи, напоминала, что мир за окном все же существует и сожран темнотой лишь временно. В этом космосе, без ориентиров и маяков, определить, куда они подъезжают, было решительно невозможно.
Попутчица, сухопарая старушка в льняном платье и льняном же платке, подсела в Петрозаводске. Войдя в купе, негромко поздоровалась и, с неожиданной для своего возраста прытью, взлетела на вторую полку, напротив Милы. Там она и лежала все это время, уткнувшись носом в книгу в мягком переплете. За несколько часов старушка ни разу не сменила позы и, вообще, была настолько тихой и незаметной, что даже назойливый проводник, ежечасно предлагающий «чай-кофе-шоколадку», не обратил на нее внимания.
Мила заглянула в телефон, сверяясь с расписанием. Действительно, по времени выходило, что Медвежьегорск уже недалеко. Но как об этом узнала соседка, у которой, похоже, не то что мобильника — часов, и тех не было?
— А вы откуда узнали? — спросила Мила.
Не то чтобы она действительно интересовалась. Просто размеренное покачивание вагонов сегодня отчего-то не убаюкивало, а раздражало. В привычном перестуке колес слышалась тревога, от которой опрометью бежал пугливый сон.
— Ведьмы поют, — буднично пояснила попутчица.
Будто сообщила, что в магазин завезли финскую колбасу или что вновь подскочили тарифы на коммуналку. Так спокойно и естественно у нее это вышло, что Мила даже решила, будто ослышалась.
— Ведь мы что, простите?
Соседка покрутила в воздухе указательным пальцем, дотронулась до уха, будто предлагая прислушаться.
— Ведьмы поют, — повторила она. — Значит, Медвежьегорск близко.
В мыслях Мила крепко выругалась. Купейный билет, купленный на выкроенные из стипендии крохи, она взяла специально, чтобы избавиться от радостей плацкартного братания, висящих в проходе мужских ног в дырявых носках и таких вот попутчиков. Мила непроизвольно отстранилась, точно ожидая, что сейчас эта благообразная старушка достанет из багажа распечатки предсказаний Ванги и шапочку из фольги. Однако соседка, похоже, продолжать разговор не собиралась. Вновь уткнувшись в книгу, едва не касаясь страниц крючковатым носом, она увлеченно поглощала дешевый томик в мягкой обложке.
Поспешно достав телефон, Мила принялась демонстративно разматывать наушники. Бегство в музыку — слабая защита от городских сумасшедших, но уж лучше такая, чем совсем никакой. Всегда можно сделать вид, что не слышал, или спал, или за…
Пальцы, еще сильнее перепутавшие змеиный клубок проводов, внезапно остановились. Замерли вместе с сердцем, которое резко ухнуло в желудок да там и сгинуло. Мила покрутила головой, точно антенной, в попытке поймать неустойчивый сигнал. Поняла вдруг, что сидит с отвисшей челюстью, глупо пялясь на вагонное радио, и поспешно захлопнула рот. Радио молчало, никаких сомнений. Тогда откуда же…
… перетекая из вагона в вагон, из купе в купе, по поезду лилась песня. Без музыки и слов, созданная одним лишь голосом. Нет, не одним, не десятком даже, а целым хором, сонмом невидимок. Протяжная, точно сотканная из осенней печали. Заунывная, как отходная молитва. И безмерно красивая, будто…
— Услышала, — кивнула соседка, оторвав прищуренные глаза от потрепанных страниц. — Первый раз, что ли, по Николаевской железке едешь?
Ничего не понимая, Мила уставилась на попутчицу. Почему-то ей казалось ужасно глупым, что та спрашивает такие вот нелепости. Ей хотелось сказать, что, конечно же, не первый, просто впервые забралась так далеко, и что железная дорога называется Октябрьской, а не Николаевской, и много чего еще, но вместо этого выпалила лишь:
— Что это?!
— Ведьмы поют, — без тени иронии повторила соседка, вновь пряча крючковатый нос за мятой обложкой. — Их всегда на этом месте слышно.
— Что, всем слышно? — Мила недоверчиво выпучила глаза.
— Нет, только особо одаренным! — едко проворчала старуха, недовольная тем, что ее вновь оторвали от чтения. — Конечно не всем. Глухим вот, например, не слышно…
— Ой, простите, пожалуйста! — торопливо извинилась Мила. — Просто… так необычно… я думала…
Лишь перестук колес — и ничего кроме. Сбившись, девушка замолчала. Ей вдруг подумалось — а не примерещилось ли все это? Был ли на самом деле этот заунывный женский хор, чье пение тревожило душу, наполняя ее ощущением предстоящего полета, волнительным и немного страшноватым?
Демонстративно захлопнув книгу, старушка отложила ее в сторону.
— Да ладно, нечего тут извиняться, — сказала она, смирившись с вынужденной беседой. — Я, когда их впервые услышала, челюсть на ногу уронила, вот прямо как ты сейчас. А потом привыкла. Все привыкают, кто по Николаевской катается. Проводники так вообще внимания не обращают. Хотя тут, в плацкартном, есть один дурачок — любит пассажиров пугать.
Старушка скривилась, точно собиралась сплюнуть, но сдержалась.
— Он за пару станций до Медгоры ужаса нагонит, баек всяких наплетет, а потом людям в тумане за окном призраки мерещатся. Так-то, конечно, если шары залиты, то всякое привидеться может…
Взгляд Милы непроизвольно вернулся к окну. Стекло отразило размытое девичье лицо с широко распахнутыми глазами и приоткрытым от удивления ртом. Рассеянного света едва хватало, чтобы разглядеть туман, стелющийся вдоль железнодорожной насыпи. Никаких призраков. Никаких таинственных фигур.
— А вы сами что думаете? — Вопреки всему, Мила вдруг поняла, что ей действительно интересно, что думает эта незнакомая, по сути, женщина. — Что это на самом деле?
Старушка молчала, поджав и без того узкие губы. Будто подыскивала нужные слова. Мила недоверчиво уточнила:
— Вы ведь не считаете, что это на самом деле ведьмы?!
— Нет, не считаю, — соседка покачала головой, от чего выбившиеся из-под платка седые пряди рассыпались по узким плечам. — Я в Бабу-ягу с трех лет не верю. Тут, скорее всего, какой-нибудь акустический эффект хитрый. Отсыпка плохая или рельсы гнутые, например. Или еще какая… аэродинамическая труба.
Слово «аэродинамическая» она произнесла с заминкой, едва ли не по слогам. Мила поняла, что на самом деле попутчица кого-то цитирует, оставляя свое мнение при себе.
Старушка помолчала, задумчиво перебирая мятые страницы. Затем добавила:
— Так-то, конечно, бес его разбери. Насколько я знаю, никто специально этим вопросом не занимался. А вообще, Николаевская — дорога старая. Может, и впрямь привидения поют…
За окном посветлело. Это сутулые фонари, униженно согнувшись, пытались заглянуть в проносящийся мимо поезд. Потянулись бетонные заборы, изрисованные граффити, небольшие приземистые ангары да похожие на жирных отожравшихся змей составы, дремлющие на отстойных путях. Поезд начал сбрасывать ход. Плавно и неспешно скользил он вдоль почти пустого перрона, пока, рассерженно зашипев пневмотормозом, не встал окончательно.
— А почему Николаевская? Всегда же Октябрьская была? — Мила попыталась возобновить угасшую беседу. Не очень успешно.
— Привычка. У нас в селе суеты не любят. Сегодня Октябрьская, завтра Ноябрьская. Каждый раз переучиваться — кому оно надо? Николаевская — она Николаевская и есть. Как царь построил, так с тех пор и называют.
Попутчица щелкнула выключателем, показывая, что разговор окончен. Купе погрузилось в темноту. Мила легла на спину, отстраненно слушая приглушенный топот новых пассажиров. За стенкой, стараясь не шуметь, кто-то расстилал постельное белье. Граненый стакан на столе задребезжал чайной ложкой — не простояв и десяти минут, поезд тронулся. Нижние места по-прежнему пустовали. Мила даже начала подумывать, не перебраться ли вниз, хотя бы на время, но дверь внезапно отъехала в сторону, и в купе, опережая своих хозяев, ворвался резкий запах перегара. Следом, с секундной задержкой, — не вошли даже — ввалились двое. Сдавленно матерясь, они распихали багаж, кое-как раскатали матрасы и принялись расшнуровывать ботинки. К перегару добавилась едкая вонь несвежих носков. Милу замутило. Стянув с полки пачку сигарет, она спустилась вниз. Не глядя, нашарила ногами шлепанцы, стараясь даже не смотреть в сторону новых соседей. Была крохотная надежда, что пьяные гоблины не полезут знакомиться…
— Добр-ой ночи, барышня! — пьяно икнув, поприветствовал ее грубый голос.
Надо же, вежливые какие, раздраженно подумала Мила. Следовало буркнуть что-то в ответ да слинять по-быстрому в тамбур, но не позволило воспитание. Обернувшись, она сдержанно приветствовала соседей. Тусклый свет ночников не позволял разглядеть их во всех деталях, но увиденного оказалось более чем достаточно. Гораздо старше Милы, лет тридцати пяти, стриженные под ноль, в мятых спортивных куртках и давно не стиранных джинсах. Блестящие губы растянуты в похотливых улыбках. Глаза, одинаково черные в полумраке купе, маслено ощупывают девушку, заползая под майку и короткие джинсовые шорты.
— Присоединяйтесь, за знакомство! — Сидящий справа извлек из-под стола початую бутылку «Гжелки». Обхватившие горлышко пальцы синели тюремными перстнями-наколками.
— Третьей будете! — пошутил второй, гнусно хихикая.
— Нет, спасибо, — Мила покачала головой. — Я водку не люблю.
— Мы тоже! — округлив глаза, с придыханием выпалил татуированный. — Кто ж ее любит, проклятую?! Но ведь за знакомство — святое дело!
— Нет, извините, — повторила Мила. — И вы бы потише немного, если можно, а то бабушку разбудите.
Проворно выскользнув в коридор, она отсекла дверью протестующее «а мы настаиваем!» и недоуменное «какую, на хрен, бабушку?!».
Несмотря на сквозняки, в тамбуре неистребимо воняло сигаретным дымом. И все же здесь Миле полегчало. Оставалось лишь избавиться от засевшего в носоглотке запаха перегара и несвежего белья. Прислонившись к окну, Мила выбила из пачки сигарету и подцепила ее губами. Чиркнула колесом зажигалки, по привычке зачем-то прикрывая огонек ладонями, а когда, наконец, отняла руки, чуть не подавилась первой же затяжкой. В узком окошке маячило призрачное расплывчатое лицо.
— Бар-ышня, а чего вы такая невежливая? — раздался со спины уже знакомый икающий голос. — Мы к вам со всей, понимаешь, душой, а вы…
Мила резко обернулась. Давешний татуированный мужик стоял почти вплотную. И как только смог подойти так незаметно? При нормальном освещении он выглядел даже старше тридцати пяти. Глубокие морщины у висков, обвисшие щеки, набрякшие мешки под глазами, оказавшимися не черными, а льдисто-голубыми. Исходящий от него чудовищный запах дешевой водки и лука не перебивал даже табачный дым.
— Извините, я не очень хочу разговаривать.
— А я вот хочу… — Мужчина нервно облизнул пересохшие губы, придав слову «хочу» какой-то гаденький подтекст.
Покрытая мелким черным волосом рука уперлась в стену, зажимая Милу в углу. Он стоял так близко, что можно было даже разглядеть свежие прыщи, обсыпавшие плохо выбритый подбородок. Вероятно, самому себе он казался опасным и чертовски крутым, но у Милы этот бывший зэк вызывал лишь омерзение. Не страх, а брезгливость.
— Заготовку свою убери, — твердо сказала Мила, сердито выпуская дым через ноздри. Не потребовала даже — велела.
— А ес-ли не уберу? — Он наклонился вперед, обдавая девушку густыми водочными парами. — Че будешь де…
Договорить он не успел. Неожиданно даже для самой себя Мила воткнула тлеющую сигарету прямо в покрытую наколками пятерню. Попутчик заорал благим матом, скорее от страха и удивления, чем действительно от боли. А затем резко впечатал обожженную руку Миле в грудь, чуть выше солнечного сплетения.
От удара девушку швырнуло назад. Падая, она больно приложилась виском о дверную ручку. В голове взорвался фейерверк, на несколько секунд заместивший реальность короткими яркими вспышками. Очнулась Мила уже на полу, среди плевков и окурков. Татуированный исчез, оставив после себя устойчивый запах перегара. Мила лихорадочно ощупала себя — одежда целая, шорты на месте. Значит, не изнасиловал. Да и то верно, без сознания она пролежала едва ли больше минуты.
Шатаясь, она кое-как поднялась на ноги. С трудом сохраняя равновесие, осторожно пошла вперед, опираясь на стены трясущимися руками. Шершавые, плохо обработанные доски неприятно царапали ладони, норовя загнать занозу. Никак не получалось собрать мысли в кучу. Все заслоняла багровая злость вперемешку с отчаянной решимостью наказать пьяного подонка.
— Ничегооо, скотина… — протянула она сквозь стиснутые зубы. — Сейчас… сейчас посмотрим, какой ты смелый… сука…
Пелена ярости застилала глаза. Грудь сдавило то ли невыплаканными слезами, то ли этот пьяный кретин что-то там сломал. По-рыбьи хватая ртом воздух, Мила пыталась нащупать ручку тамбурной двери. Только бы дойти до проводницы, только бы дотащиться, а там уже охрана и начальник поезда… Они устроят этому козлу веселую жизнь! Эта тварь еще плакать будет, прощения просить!
Чувствуя, что вот-вот задохнется, Мила всем телом упала на дверь, буквально вывалившись из заплеванного, провонявшего табаком тамбура. В лицо тут же дохнуло свежестью — чистой, даже слегка морозной. Видимо, кто-то умудрился открыть окно в коридоре. В голове прояснилось, подобравшаяся к самому горлу тошнота неохотно отползла обратно в желудок. Мила потерла глаза руками, будто отгоняя марево затухающей злости…
Вагон разительно переменился. Исчезли белые занавесочки и красные коврики. Пропали люминесцентные лампы. Испарились все перегородки. Даже обшивка исчезла, уступив место почему-то не металлическому каркасу, а необструганным, плохо подогнанным друг к другу доскам. Благодаря отсутствию ограничителей создавалось впечатление какой-то безразмерности, бесконечности вагона. Лишь в ширину, от стены до стены, расстояние оставалось в разумных рамках. Противоположный край вагона терялся где-то вдалеке, сокрытый расстоянием и многочисленными женщинами, занявшими все свободное пространство.
Ошеломленная внезапной метаморфозой поезда, Мила не сразу заметила их, хотя не заметить было просто невозможно. Осторожно шагая вперед, она едва не наступала на вытянутые вдоль условного прохода ноги. Странные, невесть откуда взявшиеся пассажирки смотрели на нее с вялым любопытством. Разных возрастов, разного достатка, разных национальностей — между ними не было ничего общего. Они стояли где придется, сидели на чем попало — на табуретках, скамьях, рассохшихся бочках, на распиленных шпалах и просто на корточках. Некоторые лежали прямо на полу, беспомощно таращясь в дощатый потолок, ловя зрачками падающий сквозь щели звездный свет.
— Эй! — донеслось откуда-то спереди. — Эй, соседка! Давай к нам!
За откидным столом, испещренным нецензурными надписями, в компании из четырех женщин сидела попутчица Милы, седая старушка в льняном платье. Двинув костлявым бедром сидящую рядом дородную тетку с вытекшим глазом, она освободила край сиденья и похлопала по нему ладонью, приглашая Милу присесть. Протиснувшись вперед, девушка с облегчением упала на выдранную обивку жесткого кресла.
Новые соседки смотрели угрюмо, но без злобы. Скорее с сочувствием. Впервые разглядев их вблизи, Мила едва сдержала крик. Но промолчала. Вцепилась пальцами в липкую столешницу, усилием воли подавив готовый вырваться вопль. Напротив нее, точно так же держась руками за стол, сидела девушка в железнодорожной форме. Широкая красная линия пересекала ее тело от правого плеча к левой груди. Когда вагон шатало особенно сильно, казалось, что верхняя половина норовит сползти вниз, чтобы с чавкающим звуком упасть на колени соседки — удавленницы с жутковатым синюшным лицом.
— Здравствуйте, — выдавила Мила, с ужасом ощущая, как холодит раздробленную височную кость вездесущий сквозняк.
Мне нравится
Стиральная машинка
Одну девушку наняли на работу няней, чтобы она посидела с детьми вечером. Когда родители ушли, она уложила детей спать, а сама пошла смотреть телевизор в гостиную.
Неожиданно, она услышала, как из подвала раздаётся какой-то шум, словно завелась стиральная машинка. Она хотел пойти и выключить её, но когда она открыла дверь, ведущую в подвал, шум прекратился. Пожав плечами, девушка вернулась в гостиную и продолжила смотреть телевизор.
Прошло пять минут, стиральная машинка снова заработала. Девушка встала, открыла дверь в подвал и начала спускаться по лестнице. Ей осталось пройти всего несколько ступенек, чтобы спуститься в подвал, когда, шум снова прекратился. Она вернулась назад к телевизору.
Через пять минут она снова услышала, как завелась машинка. На этот раз девушка не на шутку испугалась, она бросилась наверх к детям, быстро собрала их, и вместе они добежали к соседям, откуда девушка вызвала полицию. Через несколько минут приехали полицейские и спустились в подвал.
Они обнаружили психа, который прятался за стиральной машинкой с топором. Он пытался выманить девушку в подвал, чтобы убить её.
Одну девушку наняли на работу няней, чтобы она посидела с детьми вечером. Когда родители ушли, она уложила детей спать, а сама пошла смотреть телевизор в гостиную.
Неожиданно, она услышала, как из подвала раздаётся какой-то шум, словно завелась стиральная машинка. Она хотел пойти и выключить её, но когда она открыла дверь, ведущую в подвал, шум прекратился. Пожав плечами, девушка вернулась в гостиную и продолжила смотреть телевизор.
Прошло пять минут, стиральная машинка снова заработала. Девушка встала, открыла дверь в подвал и начала спускаться по лестнице. Ей осталось пройти всего несколько ступенек, чтобы спуститься в подвал, когда, шум снова прекратился. Она вернулась назад к телевизору.
Через пять минут она снова услышала, как завелась машинка. На этот раз девушка не на шутку испугалась, она бросилась наверх к детям, быстро собрала их, и вместе они добежали к соседям, откуда девушка вызвала полицию. Через несколько минут приехали полицейские и спустились в подвал.
Они обнаружили психа, который прятался за стиральной машинкой с топором. Он пытался выманить девушку в подвал, чтобы убить её.
Мне нравится