Если вглядеться в обложку этого журнала «Огонёк» за март 1940 года, то на знамени, которое держит в руках...

Сегодня трудно себе представить, что когда-то телевидение было диковинкой, требовавшей специальной разъяснительной работы. Эту задачу как раз и решала брошюра из коллекции «Маленьких историй», название которой говорит само за себя: «Что такое телевидение». Она была издана Государственным издательством литературы по вопросам связи и радио (Связьиздат) в 1941 году тиражом в 8000 экз. Само телевидение в СССР родилось десятью годами ранее. Первую видеотрансляцию ещё в 1931 году провел передатчик Московского электротехнического института, приурочив это достижение к празднику Первомая. Еще через полгода передачи стали происходить чаще, но наслаждаться ими могли лишь те, кто собрал свой механический приемник самостоятельно, а их было не более трех десятков человек. А вот регулярно видеосигнал начали транслировать в Москве в 1938 году, приурочив это событие к 17-й годовщине октябрьской революции.
Тогда Шаболовский телецентр передал художественный фильм про Кирова «Великий гражданин». А год спустя по телевидению передали первый телерепортаж — с XVIII съезда ВКП (б) (1939). Заметим, что даже в годы войны телевидение в СССР расширялось. Не даром в 1942 году эту же брошюру переиздали уже 60-тысячным тиражом.

Вот так выглядели привычные для всех диапроекторы в середине XIX века. На снимке — редкий коллекционный экземпляр одного из первых в мире серийных диапроекторов и пластинок к нему, выпущенного в 1866 году Фабрикой оптических и механических товаров Эрнста Планка («Ernst Plank Fabrik Optischer und Mechanischer Waren») из г.Нюрнберга (Германия). Фабрика Планка считалась лидером по производству технологических игрушек того времени — диапроекторов, паровых машин, оптических приборов — именно благодаря ей Нюрнберг во второй половине XIX века стал вторым по величине центром игрушек в Европе.
Диапроекторы и фильмы к нему появились не только раньше кинематографа, но даже задолго до изобретения фотографии. В былые времена это изобретение называли «волшебным фонарем», laterna magica. Принцип его остался практически неизменным до наших дней: картинки через специальную оптико-механическую цепь, позволяющую увеличивать и перемешать изображение, проецируются на какую-либо светлую поверхность. Все очень просто. В качестве источника света сначала использовали свечу, затем в самом начале XVII века монах-иезуит Афанасий Кирхер изобрел проекционный аппарат с масляной лампой. Рисунки наносили на кусочки прозрачной слюды, позже стали использовать стекло. Чтобы фигуры, проецировавшиеся на экран, двигались, монах снабдил аппарат вращающимся диском, где на секторах были нарисованы картинки.
По другой версии, изобретателем проектора-диаскопа стал голландский физик Христиан Гюйгенс, а Кирхер только популяризовал это изобретение. Как бы то ни было, но Кирхер описал «волшебный фонарь» в своей книге «Магическое искусство света и тени» в 1646 году.
Это и считается датой начала истории диапроекторов.

Так или примерно так выглядели модные во второй половине XIX века «гуляния» московской знати в здании Манежа возле Кремля. Гуляния эти были не бесполезны: нередко на них устраивались благотворительные вечера и сборы в пользу «Общества попечения о неимущих и нуждающихся в защите детях в Москве». Общество это было создано в 1876 году при поддержке будущего главы МПС князя М.И.Хилкова и буквально за несколько лет стало настолько популярным, что в него вошли ведущие представители дворянства: князь Александр Борисович Голицын с супругой, директор Российского исторического музея князь Николай Сергеевич Щербатов с княгиней Софмей Апраксиной, княгиня Мария Николаевна Василмчикова, герой Кавказской войны граф Иван Григормевич Ностиц, графиня Александра Андреевна Олсуфмева и многие другие. Почётным председателем Общества с 1883 года был московский генерал-губернатор князь Владимир Андреевич Долгоруков. Секрет такой популярности был прост: с момента своего появления Общество сделало ставку на работу непосредственно в различных районах Москвы, что привлекало большое количество москвичей.
Но главное — свои акции по сбору средств Общество проводило в самых популярных местах Москвы! Если первый любительский спектакль Общества прошёл на квартире одной из его попечительниц и принёс в казну всего 120 рублей, бóлмшую частм из которых внесла сама хозяйка, то уже через два года Общество устроило приём в одном из самых популярных мест тогдашней Москвы — Немецком клубе на Софийке (Пушечная ул., 12) и собрало почти 4000 рублей.
Вскоре благотворительные вечера стали проводиться и в московском Манеже. Причём проходили они с таким успехом, что в 1897 году военное ведомство заревновало и закрыло Манеж для Общества, чтобы проводить там собственные благотворительные вечера для военных.
Интересно, что с годами секрет успешного фандрайзинга не меняется. В наши дни по очень схожей схеме — и не менее успешно — в Москве действует Фонд «Созидание». А вот в Манеже сегодня уже никто не гуляет: для этого в столице появились здания попросторнее.

ТРИ АДРЕСА ПУШКИНА
Как ни странно, Москва не смогла или не захотела сохранить дома, где родились два величайших её поэта. Но если местонахождение дома Лермонтова, снесенного при советской власти ради строительства высотки МПС у Красных ворот, хотя бы известно, то с адресом рождения Пушкина и вовсе всё запутано. До середины 19 века вообще считалось, что Александр Сергеевич родился в Санкт-Петербурге. И только в 1856 году в Храме Богоявления в Елохове нашли метрическую запись о том, что в семье майора Пушкина в доме Скворцова родился сын Александр. Бывшая усадьба Ивана Васильевича Скворцова на Немецкой, ныне Бауманской, улице хорошо известна. Сейчас это дом 42, где находится кафе#месьекруассан. Позже выяснилось, что сам Скворцов мог в это время проживать в нынешнем доме 57 по той же улице, в усадьбе Головкиной, и до революции мемориальную табличку Пушкина установили именно на нём. Наконец, в советское время выяснилось, что в год рождения Пушкина Скворцов купил ещё один дом, на углу Малой почтовой улицы и Госпитального переулка. И хотя дом этот деревянный не сохранился, именно это место многие считают настоящим местом рождения великого русского поэта.

На этой французской гравюре конца XVII века, выполненной знаменитым французским гравером Жераром Одраном и художником Пьером Миньяром в третьей четверти XVII века, изображено самое страшное заболевание в истории человечества — бубонная чума. Гравюра, которая так и называется — «Чума в Эгине» — описывает известный античный сюжет, согласно которому жена Зевса — Гера — из ревности к мужу наслала на Эгину чуму, из-за которой этот остров в Эгейском море полностью обезлюдел. Гравюра была сделана по следам разразившейся в 1665—1666 годах вспышки бубонной чумы в Лондоне, когда погибло более 100 тысяч человек. В нижней части гравюры надпись по-старофранцузски гласит: «И сказал Давид Господу, когда увидел Ангела, поражавшего народ, говоря: вот, я согрешил, я поступил беззаконно; а эти овцы, что сделали они? пусть же рука Твоя обратится на меня и на дом отца моего». (Вторая книга Царств 24:17) Заметим, что за десять лет до Лондонской вспышки чумы куда более крупная эпидемия разразилась в Москве, когда город практически обезлюдел: по разным подсчетам, в ходе эпидемии в Москве погибло от 150 до 200 тысяч человек, то есть более половины населения.
Во многих монастырях и слободах число выживших составило не более 10 процентов от умерших. Чума эта произошла во время военного похода царя Алексея Михайловича на Речь Посполитую и Литву, так что царя не было в Москве и он не пострадал. Не было в Москве и патриарха Никона, инициатора церковной реформы, приведшей к расколу. Именно Никона брошенные на произвол судьбы Москвичи обвинили в эпидемии, считая её карой Божьей за поруганные иконы отцов. Заметим, что сразу вслед за Москвой эпидемия обрушилась на Неаполь, где также погибла почти половина населения. А ещё сто лет спустя — в 1770 году, во время Крымской войны Екатерины Великой — чума вновь вернулась в Москву и вновь опустошила город.

В мае 1930 года газета Комсомольская правда впервые опубликовала предложение ввести единый критерий оценки физической подготовки советской молодежи.
Предлагалось установить специальные нормы и требования, а тех, кто их выполнит, награждать специальным значком. Так появился знак ГТО, за который должны были бороться все граждане от 6 до 60 лет.
А семь лет спустя, в 1937 году, значками — правда, не ГТО, а ОСОАВИАХИМА — начали награждать целые дома. Тяжелые бетонные знаки устанавливались на домах, все жители которых от 12 лет поголовно сдали нормы «Готов к противовоздушной и химической обороне». Сдатм эти нормы по нынешним меркам было непросто: приходилось не только сдавать нормативы по скорости надевания противогаза, но и отличать фугасные, осколочные и зажигательные бомбы, уметь определить по запаху отравляющие газы запаху иприт, фосген, хлорпикрин, адамсит, уметь оказывать первую помощь, герметизировать жилище, суметь продержаться в камере. окуривания минимум 5 минут в противогазе, производить искусственное дыхание и т.д. Судя по тому, как много в центральной части Москвы осталось таких знаков, дела с пропагандой у ОСОАВИАХИМА шли неплохо.

В конце 1920-х годов у Чеченской республики был реальный шанс стать, наряду с Сочи и Пятигорском, всесоюзной здравницей. Целебные и минеральные источники на территории нынешней Чечни и Дагестана были известны издавна. В XIX веке были предприняты первые попытки построить на их основе небольшие бальнеологические курорты. Дело, однако, шло туго: не хватало инфраструктуры, вложений и грамотных специалистов, особенно в горных районах. Революция и гражданская война ещё более усугубили ситуацию. Однако вскоре дело, казалось, начало сдвигаться с мертвой точки. В 1926 г. Был создан «Чечкурорт» — Чеченское курортное управление, чья брошюра пополнила нашу коллекцию. В этот трест вошли пять курортов, два завода минеральных вод и научно-исследовательская лаборатория. Загрузить санатории планировалось рабочими, а также жителями ближайших районов, которые должны были обслуживаться по путевкам. Тем не менее, дело опять не пошло. Прежде всего из-за отсутствия специалистов для работы на курортах. К тому же маленькое количество отдыхающих приводило к убыткам. В 1930 г. объединение Чечкурорт было ликвидировано. Вместе с ним закрылись многие курорты — одни сразу, другие ближе к войне. А вот курорт Серноводский действует и по сей день, и даже успешно развивается. Правда, пользуются им пока преимущественно местные жители. Однако власти Чечни намерены развивать это направление и составить конкуренцию соседям.

В июне 1920 года Совет народных комиссаров под председательством В.И.Ленина принял решение повсеместно ликвидировать мощи святых «во всероссийском масштабе». Заниматься ликвидацией должны были местные исполкомы при поддержке «сознательных масс». Эта работа, считавшаяся важным элементом антирелигиозной пропаганды, должна была вестись решительно и без «половинчатых мер», невзирая на протесты и недовольство населения. Тела и кости святых следовало отправлять в музеи и на антирелигиозные выставки, а затем уничтожать.
Впрочем, первые большевистские погромы православных святых начались задолго до этого постановления.
Так, 11 апреля 1919 года в Сергиевом Посаде при большом стечении народа и сопровождаемое съемкой «кинематографом» (эту съемку можно найти в youtube) состоялось вскрытие саркофага и мощей преподобного Сергия Радонежского. Останки святого с черепом извлекли из саркофага, научно «обследовали» и затем увезли на «хранение», после которого их уже никто не видел. Аналогичные события разворачивались в Ярославле, Ельце, Полоцке и других российских городах. Кампания сопровождалась издевательскими материалами в прессе, в которых мощи святых называли «святыми чучелами».
Но в январе 1924 года большевики сами изменили своим принципам, по сути превратив В.И.Ленина в аналог «святых чучел». Правда, причина сохранения его тела была не религиозная. Один из сподвижников Ленина — комиссар по внешней торговле Леонид Красин считал, что наука движется вперед семимильными шагами (вспомним «Собачье сердце» Булгакова), и в скором времени будет изобретено средство для оживления умерших. Под этим предлогом тело Ленина забальзамировали, тем самым положив начало новому для России культу поклонения погибшим вождям.

Эта сувенирная почтовая карточка с изображением Малого ливадийского дворца мало чем отличается от многих других посланий, отправленных из крымской Ливадии в начале ХХ века. Если бы не одно обстоятельство: в строчке «адрес» указан Королевский дворец в Мадриде, а получателем — инфанта донья Мария Тереза де Бурбон — младшая дочь короля Альфонса XII и будущая принцесса Баварская. На лицевой стороне открытки неизвестный отправитель написал: «Крым. Императорский дворец, где их величества обычно проводят осень». Скорее всего, открытку августейшей принцессе отправил кто-то из представителей испанской дипломатической миссии.
Известно, что в сентябре-ноябре 1900 года император Николай II находился в Ливадии в окружении огромной свиты, в числе которой были и иностранные дипломаты. Именно во время этой осенней поездки с императором случилась та самая загадочная тяжелая болезнь, которую сначала называли гриппом, затем вдруг брюшным тифом и которая дала основания для подозрений министра финансов Сергея Юлмевича Витте — открытого сторонника отречения Николая II от престола в пользу брата Михаила Александровича — в отравлении царя. Что же касается испанской инфанты, то понятен её интерес к заграничным достопримечательностям, ведь на момент отправки письма ей было всего 18 лет.
На снимках: открытка из Ливадии и почтовая карточка с портретом инфанты из коллекции «Маленьких историй».

Сегодня в это трудно поверить, но когда-то советским гражданам для приобретения обычного лампового радиоприемника требовалось получить специальное разрешение, а уклонение от его регистрации (в трёхдневный срок по месту жительства) считалось административным или даже уголовным преступлением.
Мало того, во избежание установки настроек, позволяющих владельцам прослушивать «вражеские» голоса, хозяева радиоприёмников были обязаны в любой момент беспрепятственно допускать к себе в дом контролеров для проверки радиоприборов.
Эта драконовская норма действовала почти 30 лет. Она была введена постановлением Совнаркома в марте 1934 год. В те годы необходимость столь жёсткого контроля над радиослушателями объясняли успехами фашистской Германии в создании массовой пропаганды с использованием радио. Однако норма эта долго сохранялась и после войны и была окончательно отменена лишь в январе 1962 года.