Жизнь среди церквей
Поздним вечером, стоя на остановке в центре города, я стал в ожидании автобуса разглядывать схему Новгорода, что была вывешена здесь для туристов. Так, и что у нас тут за достопримечательности?
Обнаружив в длинном списке почти исключительно церкви, храмы и монастыри, я искренне порадовался за увлечённого туриста, которому они действительно интересны. Ведь для туриста наш город — уникальный музей, хранящий память о Древней Руси, и в этом он настоящий Клондайк. Вот только, тут же подумал я, сам новгородец, живя в окружении церквей, их совершенно не замечает. Поскольку я был точно таким же новгородцем, то тут же для очистки совести нашёл тому массу причин.
Во-первых, сейчас люди в церковь почти не ходят, так какая им разница, какая это церковь. Во-вторых, новгородские церкви настолько просты, что друг на дружку очень похожи. Как правило, они однокупольные, квадратные, небольшие по размеру и почти без декора. В то же время лаконичность линий придаёт новгородской церкви особое изящество — это тоже нельзя не заметить. В-третьих, их реально много — порядка пятидесяти, но на схеме их, конечно, меньше. В-четвертых, имена святых, в честь которых назвали церкви, современному человеку ничего не говорят. Кто теперь знает, кто такой Фёдор Стратилат или Параскева Пятница? А кто понимает разницу между мучеником и страстотерпцем? Или отличит икону Казанской Божьей Матери от Владимирской, тем более от Тихвинской? Наконец, кто без запинки прочтёт «Отче наш»? Нет, если его жизнь прихватит, он, конечно, это сразу выучит, а пока-то зачем. Наконец, пятая причина в том, что человек в силу привычки менее всего склонен интересоваться тем, что его окружает. Зато, стоит ему отправиться в путешествие, как его восхищению не будет предела. Такое поведение называют ещё синдромом местного жителя.
Найдя массу столь веских причин, я сделал для себя неутешительный вывод — жизнь среди церквей никакого облагораживающего влияния на новгородца, увы, не оказывает.
***
Автобус явно заставлял себя ждать. Вон какой обстоятельный анализ я провëл, почему новгородские церкви могут быть не интересны, а он всё не едет и не едет. То ли дело метро в Питере — летает каждые три минуты. А какие там великолепные храмы! И какое в них разнообразие стилей! Сейчас эти храмы опять заблистали как при императорском Петербурге, но в советское время было совсем не так. Например, Спас-На-Крови, всё внутреннее убранство которого выложено красивейшей мозаикой, вообще собирались взорвать. А сколько питерских храмов действительно сравняли с землёй. В церкви могли устроить фабрику, бассейн и даже парашютную вышку (Все в Осоавиахим, товарищи!).
Так что советский человек вполне мог посетить церковь, которая, правда, таковой уже не являлась. У того, кто застал это время, наверняка остались диковинные воспоминания. Я, например, успел увидеть как в Ленинграде в Исаакиевском соборе качался маятник Фуко. Ну а в Новгороде в Никольском соборе можно было наблюдать звезды — там устроили планетарий, а в католическом храме Петра и Павла смотреть увлекательный фильм — здесь был кинотеатр «Родина».
Впрочем, и в новгородских церквях тоже хранили овощи. Или вот — до недавнего времени в церкви Ильи на Славне был даже жилой дом, что делало его чуть ли не старейшим жилым зданием в России.
Увы, двадцатый век стал для церквей временем тяжких испытаний. А тут ещё грянула война. Новгород она совсем не пощадила. Однако, вспомнив это, задаешься неожиданным вопросом. Если судьба церквей в прошлом веке была так незавидна, почему же в Новгороде их так много осталось? Или они здесь какие-то заговоренные?
Сами новгородцы, наверное, уже привыкли к тому, что их церкви вечные. И никто, взглянув сейчас на церковь Спаса на Нередице или Николы на Липне, даже не подумает, что те были фактически подняты из руин. А ещё, что советские реставраторы совершили настоящий трудовой подвиг, восстанавливая новгородские древности.
Но почему всё-таки к новгородским храмам относились так трепетно и нежно, в то время как в Питере с ними обращались столь безжалостно? В чем секрет такой бережной заботы? А в том, что новгородская церковь для советской власти — это прежде всего музей, причём невообразимой древности, а потом уже церковь. Проще говоря, коммунисты относились к новгородским храмам как к престарелым родителям и потому их так сильно уважали.
Я же как неблагодарный сын стал вдруг расхваливать питерскую помпезность, позабыв, что новгородские церкви, хоть и скромнее, но ценились даже больше.
Если бы здесь висела не современная схема, а годов этак 70-х, то мы увидели бы на ней те же самые церкви. Только обозначенные не крестиком, как сейчас, а значком с греческими колоннами, как и любой другой музей. Тем самым показывая, что в СССР церквей как бы и нет. Поэтому действующей церкви, бьюсь об заклад, на той карте точно не было.
Эх, жаль, нет рядом какого-нибудь любопытного туриста. Я бы ткнул пальцем в схему, поднял потом палец вверх и со значением сказал: «А этот храм у нас еще домонгольского периода. И не только он. Где такие ещё найдешь». Турист посмотрел бы на меня с уважением, недоумевая, как можно вообще жить в городе, где столько культовых сооружений, причем каждый камень в них пропитан почти что тысячелетней историей. А ведь в 2045 году нашему Софийскому собору — самому древнему храму России действительно стукнет тысяча лет. И мы до этого тоже доживём!
***
Вот только, боюсь, что автобуса я так и не дождусь. Понимаю, времена тёмные, почитай уже ночь на дворе. Я так и вижу, как автобус один за другим снимается с рейса. Но хоть один-то должен остаться! Или уже нет?
Зато в советское время пусть и одна на весь город, но действующая церковь всё же была. Но где? Богослужения, которые шли поначалу в Софийском, затем в Никольском соборе, в начале шестидесятых власти задвинули на окраину Торговой стороны — подальше от туристического центра и, как говорится, с глаз долой. Всех прихожан приняла к себе Филипповская церковь.
Вот где хочется прогуляться! Идешь от Знаменского собора, где когда-то хранилась главная новгородская реликвия — икона Богоматери «Знамение», и у тебя сразу возникает ощущение, что ты попал в старину. Что нет никакого современного Новгорода, а ты по меньшей мере в деревне. И тут с левой стороны видишь Филипповскую церковь. Но не верь тому, что видишь! На самом деле это две церкви — апостола Филиппа и Николая Чудотворца. Когда-то они были разделены между собой, а сейчас словно слились воедино. А в конце Знаменской улицы тебя встретит сиреневый сад, ставший в майские дни новомодным местом для паломничества горожан.
Когда ребенком я впервые попал сюда — в настоящую церковь, то поразился тому, что в церквях, оказывается, не только планетарии бывают и маятники качаются. Потом я долгое время считал, что в этой церкви меня крестили. «Нет, — сказали мне, — тебя крестили в Старой Руссе». «Почему так?» — не понял я. И тогда мне поведали такую историю. Если твой папа коммунист, то крестить ему, мягко говоря, не позволяет партия. Но бабушка оказалась сильнее любой партии, став идейным вдохновителем и организатором сего таинства. Меня конспиративно вывезли в Старую Руссу и там, вдали от любопытных глаз, покрестили. С тех пор, бывая в Старой Руссе, я всегда любовался живописным Воскресенским собором и радовался тому, что обрёл здесь своего Ангела-хранителя, который даётся нам при Крещении (вот только верующим я так и не стал). Но тут, заинтересовавшись историей храма, я вдруг с изумлением обнаружил, что меня ну никак не могли здесь окрестить. Собор стал действующим только в 1992 году, а до этого был чем угодно — музеем, складом, клубом, кинотеатром. Здесь меня могли даже принять в пионеры, но никак не надеть крестик. «Так где же меня тогда крестили?!» — задал я извечный для себя вопрос. И выяснил, что в советское время в Старой Руссе тоже действовала лишь одна церковь — Георгиевская. Когда-то её прихожанином был Достоевский, который жил в доме неподалеку. Вот так — уже в зрелом возрасте я узнал место своего, как принято говорить, духовного рождения, и это мне показалось похожим на чудо.
***
Вот-вот. Если автобус всё-таки придёт, то мне это тоже покажется чудом. Вызвал бы давно такси, но нет, набрался терпения и жду. Бог терпел и нам велел. Впрочем, иногда бывает полезно остановится, подумать — о вечном.
Жизнь меняется, строятся новые дома, старые ветшают, их сносят, и только церкви стоят как прежде. Говорят, что церковь — это Дом Божий. А ведь в этом доме бывали и наши бабушки, и дедушки, прабабушки, прадедушки, ходили в нее и цари, и нищие. Там были все, и он всех примет — это наш Дом и он общий. Когда человеку плохо, даже если он далёк от церкви, он тоже туда стремится.
Но наш новгородский храм — особенный. Строгий, аскетичный, с куполом в виде шлема — он будто христианский воин, которого нельзя ни победить, ни уничтожить. Как и нашу Русь-Матушку, традиции и память которой он охраняет.
Так может, хоть я этого и не замечаю, жизнь среди церквей привила во мне любовь к истории, гордость за свою страну и веру в то, что у нас всё будет хорошо?
В последнем я сразу утвердился, едва увидел, как из-за поворота показался долгожданный автобус. Он ехал и светился, будто ангел, посланный мне с небес. «Вот уж точно — на всё воля Божия», — обрадованно заключил я и довольный поехал домой.
