Зима приближается. Сызнова Какой-нибудь угол медвежий Под слезы ребенка капризного Исчезнет в грязи...

Моя любовь к тебе — как горная вершина
или волна солоноватая морская.
Все, чем я жил и чем живу, она вершила,
ни на минуту от себя не отпуская.Я видел, как она растет и как шагает,
то сокрушительна, а то нетороплива.
Она то стужей леденит, то обжигает,
пора прилива у нее, пора отлива.Она не бросит ни за что, но и не просит
бежать за ней, когда за дверью непогода.
Она раскинется тайгой, где нету просек,
а то прикинется рекой, где нету брода.А ты все так же дорожишь лишь небом синим.
Зачем ты веришь в эту ложь, не понимаю,
и так растерянно дрожишь под небом зимним,
и так испуганно живешь от мая к маю.

___
Юрий Левитанский

Живи. Не жалуйся, не числи
ни лет минувших, ни планет,
и стройные сольются мысли
в ответ единый: смерти нет.

Будь милосерден. Царств не требуй.
Всем благодарно дорожи.
Молись — безоблачному небу
и василькам в волнистой ржи.

Не презирая грез бывалых,
старайся лучшие создать.
У птиц, у трепетных и малых,
учись, учись благословлять!

Владимир Набоков,
14 февраля 1919

За датою — дата.
Простой человеческий путь...
Всё больше
«когда-то».
Всё меньше
«когда-нибудь».
Погода внезапна,
но к людям, как прежде, добра.
Всё крохотней
«завтра».
И всё необъятней
«вчера».
Найти бы опору
для этой предзимней поры.
Как долго мы —
в гору.
За что же так быстро —
с горы?!
Остаток терпенья
колотится в левом боку...

Всё реже:
«успею».
И всё невозможней:
«смогу».

Роберт Рождественский

Ста рублей не копил - не умел.
Ста друзей всё равно не имел.
Ишь чего захотел - сто друзей!
Сто друзей - это ж целый музей!
Сто, как Библия, мудрых томов.
Сто умов.
Сто высотных домов.
Сто морей.
Сто дремучих лесов.
Ста вселенных заманчивый зов:
скажешь слово одно - и оно
повторится на сто голосов.
Ах, друзья, вы мудры, как Сократ.
Вы мудрее Сократа стократ.
Только я ведь и сам не хочу,
чтобы сто меня рук - по плечу.
Ста сочувствий искать не хочу.
Ста надежд хоронить не хочу.

Юрий Левитанский

У каждого из нас на свете есть места,
Куда приходим мы на миг отъединиться,
Где память, как строка почтового листа,
Нам сердце исцелит, когда оно томится.

Чистые пруды, застенчивые ивы,
Как девчонки смолкли у воды,
Чистые пруды, веков зелёный сон,
Мой дальний берег детства,
Где звучит аккордеон.

И я спешу туда, там льётся добрый свет,
И лодки на воде, как солнечные пятна,
Отсюда мы с тобой ушли в круженье лет,
И вот я снова здесь, и ты придёшь обратно!

Чистые пруды, застенчивые ивы,
Как девчонки смолкли у воды,
Чистые пруды, веков зелёный сон,
Мой дальний берег детства,
Где звучит аккордеон.

Однажды ты пройдёшь бульварное кольцо,
И в памяти твоей мы встретимся, наверно,
И воды отразят знакомое лицо,
И сердце исцелят и успокоют нервы.

Чистые пруды, застенчивые ивы,
Как девчонки смолкли у воды,
Чистые пруды, веков зелёный сон,
Мой дальний берег детства,
Где звучит аккордеон.

У каждого из нас на свете есть места,
Что нам за далью лет всё ближе, всё дороже,
Там дышится легко, там мира чистота,
Нас делает на миг счастливее и моложе.

Чистые пруды, застенчивые ивы,
Как девчонки смолкли у воды,
Чистые пруды, веков зелёный сон,
Мой дальний берег детства,
Где звучит аккордеон.

___
Леонид Фадеев

Я верю, что ничто не проходит бесследно и что каждый малейший шаг имеет значение для настоящей и будущей жизни.
___
Антон Павлович Чехов

Каждый дом меня как-будто знает.
Окна так приветливо глядят.
Вот тот крайний чуть-ли не кивает,
Чуть-ли не кричит мне: Как я рад!

Здравствуйте. Что вас давно не видно?
Не ходили вы четыре дня.
А я весь облез, мне так обидно,
Хоть бы вы покрасили меня.

Две усталые, худые клячи
Катафалк потрепанный везут.
Кланяюсь. Желаю им удачи.
Да какая уж удача тут!

Медленно встает луна большая,
Так по петербургски голуба,
И спешат прохожие, не зная,
До чего трагична их судьба.


Ирина Одоевцева. Контрапункт.
Париж, 1951.

Ecли бы я мoг прoжить жизнь eщё рaз, в ней я бы пoстарался чаще oшибаться. Я бы не стремился быть таким совершенным и смотрел бы на всё проще. Я сумел бы оказаться глупее, чем получилось, и лишь очень немногое принимал бы всерьёз. Я бы не был таким чистюлей. Я рисковал бы больше, путешествовал бы чаще, наблюдал бы больше закатов, взошел бы на больше гор, переплыл бы больше рек. Я посетил бы места, где никогда не был, ел бы больше мороженого и меньше бобов.

У меня было бы больше проблем настоящих и меньше — придуманных. Если бы я мог прожить заново, я разувался бы в начале весны и обувался бы в самом конце осени. Я бы почаще заглядывал в те уютные уголки, наблюдал бы больше рассветов, больше играл бы с детьми.
___
Хорхе Луис Борхес

Мир не прост, совсем не прост,
Нельзя в нем скрыться от бурь и от гроз,
Нельзя в нем скрыться от зимних вьюг,
И от разлук, от горьких разлук.

Но кроме бед, непрошеных бед,
Есть в мире звезды и солнечный свет,
Есть дом родной и тепло огня,
И у меня, есть ты у меня.

Мир не прост, совсем не прост,
Но не боюсь я ни бурь и ни гроз,
Не страшен холод, не страшен зной,
Если со мной, ты рядом со мной.

Ты не грусти, ты зря не грусти
Когда вдруг встанет беда на пути,
С бедой я справлюсь, любовь храня,
Ведь у меня, есть ты у меня.

Все, что в жизни есть у меня,
Все, в чем радость каждого дня,
Все, о чем тревоги и мечты
Это все, это все ты!

Все, что в жизни есть у меня,
Все, в чем радость каждого дня,
Все, что я зову своей судьбой
Связано, связано только с тобой.
___
Леонид Дербенёв, 1976

Вы помните,
Вы всё, конечно, помните,
Как я стоял,
Приблизившись к стене,
Взволнованно ходили вы по комнате
И что-то резкое
В лицо бросали мне.
Вы говорили:
Нам пора расстаться,
Что вас измучила
Моя шальная жизнь,
Что вам пора за дело приниматься,
А мой удел —
Катиться дальше, вниз.
Любимая!
Меня вы не любили.
Не знали вы, что в сонмище людском
Я был как лошадь, загнанная в мыле,
Пришпоренная смелым ездоком.
Не знали вы,
Что я в сплошном дыму,
В развороченном бурей быте
С того и мучаюсь, что не пойму —
Куда несет нас рок событий.
Лицом к лицу
Лица не увидать.
Большое видится на расстоянье.
Когда кипит морская гладь —
Корабль в плачевном состоянье.
Земля — корабль!
Но кто-то вдруг
За новой жизнью, новой славой
В прямую гущу бурь и вьюг
Ее направил величаво.
Ну кто ж из нас на палубе большой
Не падал, не блевал и не ругался?
Их мало, с опытной душой,
Кто крепким в качке оставался.
Тогда и я,
Под дикий шум,
Но зрело знающий работу,
Спустился в корабельный трюм,
Чтоб не смотреть людскую рвоту.
Тот трюм был —
Русским кабаком.
И я склонился над стаканом,
Чтоб, не страдая ни о ком,
Себя сгубить
В угаре пьяном.
Любимая!
Я мучил вас,
У вас была тоска
В глазах усталых:
Что я пред вами напоказ
Себя растрачивал в скандалах.
Но вы не знали,
Что в сплошном дыму,
В развороченном бурей быте
С того и мучаюсь,
Что не пойму,
Куда несет нас рок событий…
Теперь года прошли.
Я в возрасте ином.
И чувствую и мыслю по-иному.
И говорю за праздничным вином:
Хвала и слава рулевому!
Сегодня я
В ударе нежных чувств.
Я вспомнил вашу грустную усталость.
И вот теперь
Я сообщить вам мчусь,
Каков я был,
И что со мною сталось!
Любимая!
Сказать приятно мне:
Я избежал паденья с кручи.
Теперь в Советской стороне
Я самый яростный попутчик.
Я стал не тем,
Кем был тогда.
Не мучил бы я вас,
Как это было раньше.
За знамя вольности
И светлого труда
Готов идти хоть до Ла-Манша.
Простите мне…
Я знаю: вы не та —
Живете вы
С серьезным, умным мужем;
Что не нужна вам наша маета,
И сам я вам
Ни капельки не нужен.
Живите так,
Как вас ведет звезда,
Под кущей обновленной сени.
С приветствием,
Вас помнящий всегда
Знакомый ваш

Сергей Есенин, 1924 г.