#Раритет
В коллекции "Маленьких историй" есть уникальный, очень редкий экземпляр изданной в 1775 году в типографии при Московском Университете старопечатной книги – а по сути обстоятельного и объемного доклада Императрице Екатерине II под названием “Описание моровой язвы, бывшей в столичном городе Москве”.
В ней подробно, со всеми деталями, описываются события, которые без преувеличения можно считать одной из самых мрачных и драматических страниц истории Первопрестольной - эпидемии чумы, охватившей Москву в 1771 году и приведшей к кровавому "чумному бунту".
Вообще-то чума пришла в Москву годом раньше - осенью 1770 года, когда в "Лефортовскую военную гошпиталь" попал офицер, раненный на русско-турецком фронте в районе нынешней Молдавии. Офицер пошел на поправку, но вскоре загадочно умер, унеся с собой в могилу лечащего врача и нескольких санитарок. Практически сразу же было обнаружено, что это чума; дома заболевших сожгли, но других мер принимать не стали, дабы не поднимать панику. Главный санитарный врач Москвы отрапортовал Екатерине, что "прилипчивая болезнь" по Москве не распространилась, а поскольку впереди холода, то зараза-де вымрет сама собой.
Но в начале марта 1771 года у Большого каменного моста в Москве, там, где сейчас находится знаменитый Дом на набережной, в сугробе обнаружили замерзшее тело женщины со следами бубонной чумы. Выяснилось, что она работала на располагавшейся поблизости государственной суконной мануфактуре, и была не единственной умершей от "прилипчивой болезни", но во избежание закрытия мануфактуры на карантин трупы тихо выносили и прятали в снежных сугробах. Главнокомандующий Москвы граф Петр Семенович Салтыков после обнаружения умершей женщины послал солдат оцепить фабрику, но слухи донеслись до работников раньше, и к моменту прихода солдат не менее 1000 (!) инфицированных работников сбежали с мануфактуры и попрятались в городе. Так вспыхнула страшная эпидемия, уносившая ежедневно до 10 тысяч человек.
Надо сказать, что предыдущая эпидемия чумы случилась в Москве за 100 лет до этого, в правление царя Алексея Михайловича. Тогда “моровая язва”, как еще называли чуму, тоже выкосила значительную часть населения Москвы, однако никаких уроков из этого властями сделано не было, и к новой эпидемии 1770 года Москва оказалась совершенно не готова. Екатерина II руководила борьбой с чумой фактически в ручном режиме, отдавая растерянному графу Салтыкову и его "правой руке" сенатору Петру Дмитриевичу Еропкину распоряжения в своих письмах. В ходе эпидемии императрицей были предприняты решительные и системные меры, направленные на предотвращение распространения болезни и в будущем позволившие Москве избегать столь разрушительных последствий. Так, были введены карантины, запрет на захоронения на церковных погостах в черте города (все кладбища были выведены за пределы Камер-Коллежского вала - так появились Преображенское, Ваганьковское, Семеновское и Дорогомиловское кладбища), введен запрет на собрания.
Но в сентябре 1771 года в Москве вспыхнул чумной бунт. Он начался у Варварских ворот Китай-города, откуда толпа двинулась в Кремль, разорила Чудской монастырь и отправилась в Донской монастырь, где прямо во время службы растерзала архимандрита Амвросия - за то, что пытался ограничить большое скопление людей и чудотворных икон и закрыл церкви. В итоге Екатерина направила наводить порядок в Москве своего фаворита графа Григория Орлова, который несколько засиделся в тени славы своего брата - героя Чесменского сражения генерал-аншефа Алексея Орлова - и стремился тоже как-нибудь отличиться. Это ему удалось. Григорий Орлов "залил" Москву деньгами, дал работу всем "праздношатающимся", разделил город на санитарные округа и построил новые госпитали. За эти заслуга Екатерина удостоила Григория Орлова триумфальной "Орловской арки" в Царском селе с надписью "Орловым от беды избавлена Москва".
Впоследствии устроители бунта были казнены или сосланы на каторгу, а правительство по указу императрицы разработало целый перечень профилактических мер по предупреждению подобных эпидемий. Была совершена и казнь над колоколом с Набатной башни Кремля, призывавшего москвичей к бунту - ему был вырван язык, и с тех пор Набатная башня больше никогда не использовалась по назначению.
Всё это нашло свое отражение в представленной книге, изданной созданной Екатериной II “Комиссией для предохранения и врачевания от моровой заразительной язвы”. В состав комиссии входили многие достойные люди, своими действиями активно способствовавшие борьбе с эпидемией 1771 года: протоиерей Большого Успенского собора Александр Левшин; архитектор московских императорских дворцов князь Петр Макулов; старший врач Московского Генерального госпиталя Афанасий Шафонский, после эпидемии чумы получивший звание Действительного статского советника и кавалера; генерал-штаб-доктор Второй русской армии Густав Орреус – медик в свите фельдмаршала графа Петра Александровича Румянцева; штаб-лекарь Христиан Граве – некогда плененный шведский медик, бывший позже личным врачом Петра Первого; один из первых врачей-венерологов, фармаколог и эпидемиолог Данило Самойлович, в ходе эпидемии первым обнаруживший, что моровая язва может передаваться также через зараженные предметы; а также Лука Долгов – бывший купец, получивший дворянство за свою благотворительную деятельность в период эпидемии, и одновременно тесть архитектора Василия Баженова.
Несмотря на столь представительный состав комиссии, реальное авторство книги, по мнению многих историков литературы, принадлежит именно Афанасию Шафонскому, встретившему эпидемию чумы еще осенью 1770 года в должности главного медика Генерального сухопутного госпиталя на Введенских горах – на левом берегу Яузы в районе Лефортово. Именно Шафонский первым обнаружил симптомы болезни у раненого офицера, прибывшего с Русско-Турецкой войны и позже скончавшегося, и именно он первым приказал сжигать все личные вещи заболевших, а также постройки, где они находились.
#ИзКниг#ЕкатеринаВеликая#Москва#чума#МаленькиеИстории
