Из коллекции | Имена
Он родился в Ялте, жил в Санкт-Петербурге, но был настоящим москвичом - не только по прекрасному знанию Первопрестольной, но и по паспорту. Григорий Георгиевич Москвич (1860-1942) - человек, открывший для россиян жанр путеводителя, был заядлым путешественником, краеведом, издателем и едва ли не первым туроператором: не ограничиваясь составлением путеводителей по России, он организовывал для всех желающих туры на теплоходах, поездах и даже автомобилях. Редкая фамилия Москвич не была псевдонимом, а перешла к нему от отца, державшего торговую лавку. Григорий Георгиевич с юности много времени проводил в путешествиях, а в 1888 году решил основать собственное издательство, специализирующееся на выпуске путеводителей: повсеместное распространение пароходов и железной дороги во второй половине XIX века сделали дальние поездки доступными для широких слоев россиян, повсеместно стали появляться курорты, и спрос на издаваемые Москвичом путеводители был как никогда высок. Тем более, что в них Григорий Георгиевич не ограничивался лишь живописанием природы и исторических достопримечательностей, но и давал массу важных для путешественников полезных сведений, например, о расписании движения поездов и пароходов, стоимости билетов и местных гостиниц, расположении магазинов и рынков, медицинских учреждениях и частных врачах, о примечательной местной продукции, которую следует попробовать в ресторанах или купить.
За свои почти 40 лет работы Григорий Москвич выпустил 14 путеводителей по различным местам и городам Российской империи. Все его путеводители – по Крыму, Кавказу, Волге, Варшаве, Одессе, Финляндии, Санкт-Петербургу, Кавказским минеральным водам – представляли собой удобные книжечки красного цвета, легко помещавшиеся в карман, как и Путеводитель по Москве 1911 года, представленный в коллекции "Маленьких историй".
Эти справочники выдержали 223 издания общим тиражом 825 тысяч экземпляров. Каждому из них Москвич давал эпиграф: «Знание своего Отечества необходимо каждому, желающему с пользой для него трудиться».
В 1927 году Григорий Москвич вернулся в Ялту, а в 1942 году погиб в созданном там нацистами еврейском гетто.
Другие записи сообщества
Из коллекции | Куриозный фонарь
Перед вами - редкий экземпляр “Волшебной лампы” (Laterna Magica) или, как его называли в России, "куриозного фонаря" – одного из первых в мире серийных диапроекторов и пластинок к нему, выпущенного в 1866 году Фабрикой Оптических и механических товаров Эрнста Планка (Ernst Plank Fabrik Optischer und Mechanischer Waren) из г.Нюрнберга (Германия). Фабрика Планка считалась лидером по производству технологических игрушек того времени – диапроекторов, паровых машин, оптических приборов – именно благодаря ей Нюрнберг во второй половине XIX века стал вторым по величине центром игрушек в Европе. Изделия Эрнста Планка отличались изысканным дизайном, использованием отличных материалов и высочайшим качеством, благодаря которому многие из них исправно работают до сих пор. В состав набора из коллекции “Маленьких историй” входит собственно диапроектор, керосиновая лампа к нему, набор слайдов, а также оригинальная упаковочная коробка с эмблемой.
Как ни странно, диапроекторы и фильмы к ним появились не только раньше кинематографа, но даже задолго до изобретения фотографии - аж в XVII веке. В 1646 году монах-иезуит Афанасий Кирхер описал «волшебный фонарь» в своей книге «Магическое искусство света и тени». Доподлинно не известно, был ли сам Кирхер изобретателем этого прибора или только дал его описание. Есть версия, что изобретателем его мог стать голландский физик Христиан Гюйгенс, а Кирхер лишь популяризировал и усовершенствовал его.
Впрочем, принцип действия "волшебного фонаря" или диапроектора остается неизменным: картинки через специальную оптико-механическую цепь, позволяющую увеличивать и перемешать изображение, проецируются на какую-либо светлую поверхность. В качестве источника света сначала использовали свечу, затем её заменил масляный фонарь. Рисунки наносили на кусочки прозрачной слюды, позже стали использовать стекло.
В XVIII веке «Волшебный фонарь» был одним из самых популярных домашних развлечений . Известно, что Вольтер обожал развлекать гостей собственноручно нарисованными картинками, причем чаще всего он показывал сюжеты о своих политических противниках. Одна из современниц великого мыслителя упоминала, что Вольтер постоянно ходил с обожженными пальцами — по рассеянности он нередко опрокидывал себе на руку лампу «волшебного фонаря», когда поправлял фитиль.
Россия не была исключением — здесь «волшебный фонарь» был также весьма распространен в богатых домах. Еще в 1756 году газета «Санкт-Петербургские ведомости» писала, что на Васильевском острове устраиваются платные сеансы просмотра «волшебного фонаря»: «У трактирщика Карла Цедера можно видеть куриозный фонарь, который охотникам показывать будет ежедневно по вечерам с начала до исходу 9 часа, а за смотрение сего фонаря каждая персона платить имеет по 10 копеек… охотникам объявляется, что оный фонарь продан быть имеет”.
Таким образом, к концу XIX века диафильм уже занял прочное место в жизни людей. Когда ученые изобрели сплошную фотопленку с желатиновым покрытием, стало возможным устраивать массовые показы — чаще в развлекательных, реже в просветительских целях. В то время эти сеансы назывались «туманными картинами», а сам сеанс заключался в том, что ведущий менял на экране картинки, а кто-нибудь сопровождал показ комментарием или чтением вслух. Позже, уже перед самой революцией, стали выпускать диафильмы со специальными брошюрами с «разъяснительным» покадровым текстом. Собственно, и сами слова «диафильм» и «диапроектор» (приставка «диа» означает «сплошной, от начала до конца») появились примерно в то время. После революции и гражданской войны практику применения диапроекторов постепенно возродили. Появление диапроекторов было связано с необходимостью нести пропаганду в самые отдаленные уголки страны. Неслучайно первый советский диапроектор назывался «Избач» – так именовалась должность руководителя «красной избы» или «избы-читальни», основного культурного учреждения в глухих деревнях.
Перед вами - редкий экземпляр “Волшебной лампы” (Laterna Magica) или, как его называли в России, "куриозного фонаря" – одного из первых в мире серийных диапроекторов и пластинок к нему, выпущенного в 1866 году Фабрикой Оптических и механических товаров Эрнста Планка (Ernst Plank Fabrik Optischer und Mechanischer Waren) из г.Нюрнберга (Германия). Фабрика Планка считалась лидером по производству технологических игрушек того времени – диапроекторов, паровых машин, оптических приборов – именно благодаря ей Нюрнберг во второй половине XIX века стал вторым по величине центром игрушек в Европе. Изделия Эрнста Планка отличались изысканным дизайном, использованием отличных материалов и высочайшим качеством, благодаря которому многие из них исправно работают до сих пор. В состав набора из коллекции “Маленьких историй” входит собственно диапроектор, керосиновая лампа к нему, набор слайдов, а также оригинальная упаковочная коробка с эмблемой.
Как ни странно, диапроекторы и фильмы к ним появились не только раньше кинематографа, но даже задолго до изобретения фотографии - аж в XVII веке. В 1646 году монах-иезуит Афанасий Кирхер описал «волшебный фонарь» в своей книге «Магическое искусство света и тени». Доподлинно не известно, был ли сам Кирхер изобретателем этого прибора или только дал его описание. Есть версия, что изобретателем его мог стать голландский физик Христиан Гюйгенс, а Кирхер лишь популяризировал и усовершенствовал его.
Впрочем, принцип действия "волшебного фонаря" или диапроектора остается неизменным: картинки через специальную оптико-механическую цепь, позволяющую увеличивать и перемешать изображение, проецируются на какую-либо светлую поверхность. В качестве источника света сначала использовали свечу, затем её заменил масляный фонарь. Рисунки наносили на кусочки прозрачной слюды, позже стали использовать стекло.
В XVIII веке «Волшебный фонарь» был одним из самых популярных домашних развлечений . Известно, что Вольтер обожал развлекать гостей собственноручно нарисованными картинками, причем чаще всего он показывал сюжеты о своих политических противниках. Одна из современниц великого мыслителя упоминала, что Вольтер постоянно ходил с обожженными пальцами — по рассеянности он нередко опрокидывал себе на руку лампу «волшебного фонаря», когда поправлял фитиль.
Россия не была исключением — здесь «волшебный фонарь» был также весьма распространен в богатых домах. Еще в 1756 году газета «Санкт-Петербургские ведомости» писала, что на Васильевском острове устраиваются платные сеансы просмотра «волшебного фонаря»: «У трактирщика Карла Цедера можно видеть куриозный фонарь, который охотникам показывать будет ежедневно по вечерам с начала до исходу 9 часа, а за смотрение сего фонаря каждая персона платить имеет по 10 копеек… охотникам объявляется, что оный фонарь продан быть имеет”.
Таким образом, к концу XIX века диафильм уже занял прочное место в жизни людей. Когда ученые изобрели сплошную фотопленку с желатиновым покрытием, стало возможным устраивать массовые показы — чаще в развлекательных, реже в просветительских целях. В то время эти сеансы назывались «туманными картинами», а сам сеанс заключался в том, что ведущий менял на экране картинки, а кто-нибудь сопровождал показ комментарием или чтением вслух. Позже, уже перед самой революцией, стали выпускать диафильмы со специальными брошюрами с «разъяснительным» покадровым текстом. Собственно, и сами слова «диафильм» и «диапроектор» (приставка «диа» означает «сплошной, от начала до конца») появились примерно в то время. После революции и гражданской войны практику применения диапроекторов постепенно возродили. Появление диапроекторов было связано с необходимостью нести пропаганду в самые отдаленные уголки страны. Неслучайно первый советский диапроектор назывался «Избач» – так именовалась должность руководителя «красной избы» или «избы-читальни», основного культурного учреждения в глухих деревнях.
Мне нравится
#СтоялТамДом
Мечта летит на мост Кузнецкий,
Как только пробил пятый час.
Там - царь девичих идеалов -
В высоких ботиках Качалов
Проходит у дверей Ралле
И отражается в стекле
Изысканного магазина,
Откуда льётся аромат.
Здесь сделала мне шах и мат
Твоя прелестная кузина,
И пусть мой прах сгниёт в земле -
Душа летит к дверям Ралле...
С.М.Соловьёв
На этом снимке начала XX века - тот самый магазин Товарищества высшей парфюмерии А.Ралле в пассаже Солодовникова что на Кузнецком мосту (располагался на месте нового здания ЦУМа). На другом снимке - страница стихотворного сборника "Цветник царевны", выпущенного в 1913 году поэтом Сергеем Михайловичем Соловьёвым - внуком и полным тёзкой знаменитого историка, племянником не менее знаменитого философа и дальним родственником А.Блока.
Через пять лет после выхода этих стихов фабрика А.Ралле будет переименована большевиками в "Государственную мыловарню №4 треста "Жиркость" (ныне фабрика «Cвобода»), а её главный парфюмер Эрнест Бо в эмиграции создаст аромат, ныне известный как CHANEL ШАНЕЛЬ №5 .
Поэт Сергей Михайлович Соловьёв в том же году, когда вышел его сборник стихов, окончит Московский университет и примет священный сан, а позже перейдет в редкую для Россию общину католиков восточного обряда. Почти 20 лет спустя, в 1931 году, С.М.Соловьёв будет арестован, во время следствия психически заболеет и десять лет спустя умрет в клинике для душевнобольных в Казани. А в 1941 году во время бомбёжки будет разрушен и бывший пассаж Солодовникова, и в течение долгих лет на этом месте будет сквер, позже застроенный новым зданием ЦУМа...
#ИсторияМосквы#Парфюмерия#ФабрикаСвобода#ЦУМ#РоссийскаяИмперия#ИзКниг
Мечта летит на мост Кузнецкий,
Как только пробил пятый час.
Там - царь девичих идеалов -
В высоких ботиках Качалов
Проходит у дверей Ралле
И отражается в стекле
Изысканного магазина,
Откуда льётся аромат.
Здесь сделала мне шах и мат
Твоя прелестная кузина,
И пусть мой прах сгниёт в земле -
Душа летит к дверям Ралле...
С.М.Соловьёв
На этом снимке начала XX века - тот самый магазин Товарищества высшей парфюмерии А.Ралле в пассаже Солодовникова что на Кузнецком мосту (располагался на месте нового здания ЦУМа). На другом снимке - страница стихотворного сборника "Цветник царевны", выпущенного в 1913 году поэтом Сергеем Михайловичем Соловьёвым - внуком и полным тёзкой знаменитого историка, племянником не менее знаменитого философа и дальним родственником А.Блока.
Через пять лет после выхода этих стихов фабрика А.Ралле будет переименована большевиками в "Государственную мыловарню №4 треста "Жиркость" (ныне фабрика «Cвобода»), а её главный парфюмер Эрнест Бо в эмиграции создаст аромат, ныне известный как CHANEL ШАНЕЛЬ №5 .
Поэт Сергей Михайлович Соловьёв в том же году, когда вышел его сборник стихов, окончит Московский университет и примет священный сан, а позже перейдет в редкую для Россию общину католиков восточного обряда. Почти 20 лет спустя, в 1931 году, С.М.Соловьёв будет арестован, во время следствия психически заболеет и десять лет спустя умрет в клинике для душевнобольных в Казани. А в 1941 году во время бомбёжки будет разрушен и бывший пассаж Солодовникова, и в течение долгих лет на этом месте будет сквер, позже застроенный новым зданием ЦУМа...
#ИсторияМосквы#Парфюмерия#ФабрикаСвобода#ЦУМ#РоссийскаяИмперия#ИзКниг
Мне нравится
#ДобраяМосква
Нам уже никогда доподлинно не узнать, кем же была московская мещанка Мария Михайловна Нестерова, которая в 1893 году, менее чем за год до своей кончины, решила передать на благотворительность принадлежавший ей земельный участок с домиком на Щипке в Москве. Годы её жизни и некоторые другие обстоятельства указывают на то, что дарительница могла быть не кем иным как матерью известного художника Михаила Васильевича Нестерова, в 1874 году отправившегося из родной Уфы покорять техническое училище в Москве, однако не выдержавшего экзамены и избравшего себе стезю живописца. Впрочем, это лишь смелое предположение, зато доподлинно известно другое: решение о передаче земли и дома на богоугодное дело принималось Марией Михайловной ответственно, и она даже советовалась на эту тему со своим душеприказчиком - присяжным поверенным Московской судебной палаты Петром Александровичем Вышеславцевым, отцом будущего русского философа, богослова и попутно эмигранта-антисоветчика Бориса Петровича Вышеславцева. Не сильно доверяя всевозможным фондам и товариществам вспоможения, Мария Михайловна поставила условие - в подаренном ею доме должен непременно располагаться приют для детей. В том же 1893 году было составлено завещание, в котором дом с участком отписывались в пользу "Общества попечения о неимущих и нуждающихся в защите детях в Москве", созданного ещё в 1876 году по инициативе князя Михаила Ивановича Хилкова (действительного статского советника и будущего министра путей сообщения Российской империи). А ещё год спустя, после смерти дарительницы, на принадлежавшем и переданном ею участке началось строительство небольшого двухэтажного дома будущего приюта на 50 человек с большим задним двором и участком. Благо, вместе с недвижимостью щедрая Мария Михайловна завещала обществу 32000 рублей капитала. Целое состояние по тем временам!
До этого денег у "Общества попечения о неимущих и нуждающихся в защите детях в Москве" было не так много, а потому появление собственного приюта стало важнейшим событием в его жизни. Если до того Общество и его подопечные ютились где придётся - на частных квартирах, подмосковных дачах и даже некоторое время в церкви Петра и Павла на Новой Басманной, то теперь его участники направили петицию Великой княгине Елисавете Феодоровне (супруге Великого князя Сергея Александровича Романова), и та милостиво взяла Общество под своё покровительство, а 20 декабря 1895 года даже приняла участие в торжественном освящении и открытии нового здания приюта на Щипке, построенного на бывшем участке Нестеровой.
О здании этом в отчёте Общества было написано так: "По внутренним качествам дом может удовлетворить самому строгому требованию. В верхнем этаже больших размеров рекреационный зал и рядом с ним гардеробная комната, отделяемые большим, во всю длину здания, коридором от помещающихся по противоположную сторону большой рабочей комнаты, двух классных и приемной. Размеры комнат, количество света и, в особенности, благодаря высоким потолкам и хорошей вентиляціи, обилие воздуха, как в этом этаже, так и в нижнем, не оставляют желать ничего лучшего. Верхний этаж, таким образом, представляет собою как бы школьную часть приюта.
В нижнем же этаже находятся спальня, состоящая из двух больших комнат, помещения для надзирательницы приюта и учительницы. Кроме того, имеется обширная столовая, а также больничка для детей со всеми принадлежностями для первоначальной помощи при легких заболеваниях. При этом имеется также удобное помещение для прислуги приюта, склады для дров, погреб для хранения провизии, а во дворе устроена отдельная прачечная. В числе прочих удобстве можно указать на проведенную воду и на имеющийся при доме не большой, но тенистый сад".
Надо заметить, что приюту Марии Михайловны повезло. С момента своего основания и до наших дней здесь звучат детские голоса. И хотя справа и слева к зданию примкнули жилые дома, само оно продолжает нести своё доброе дело - до недавнего времени в нём располагался детский сад №841, а теперь - дошкольное отделение школы №627, по сути, тот же детский сад.
А вот дореволюционных фотографий Нестеровского приюта в открытых источниках встретить трудно, поэтому мы решили сами восполнить этот пробел и опубликовать три редких снимка, датируемых предположительно 1895-1900 годами, то есть первыми годами работы приюта. Это снимки самого здания приюта, групповое фото первых воспитанников на фоне траурного портрета Александра III (умер в 1894 году) и спальной комнаты с кроватями. С расстояния наших дней, глядя на лица первых воспитанников приюта, трудно не процитировать трогательное стихотворение, взятое нами с сайта нынешней школы №627, располагающейся в тех же исторических стенах:
В Москве на улице «Щипок»
Стоит старинный теремок
Ему уже почти два века
А он и строен и высок.
Его в старинные года
Приютом детским называли
По всей Москве сирот-детей
В приют тот собирали
Наш дом 12 крепкий, теплый,
И в нем с утра полно ребят,
Внутри идет, кипит работа,
Живет и дышит Детский сад
Пускай мелькают лица, годы
Но для детей дом стал своим,
И, приютив сирот однажды,
Для очень многих стал родным.
#СтоялТамДом#МосковскиеЗаписки#РоссийскаяИмперия
Нам уже никогда доподлинно не узнать, кем же была московская мещанка Мария Михайловна Нестерова, которая в 1893 году, менее чем за год до своей кончины, решила передать на благотворительность принадлежавший ей земельный участок с домиком на Щипке в Москве. Годы её жизни и некоторые другие обстоятельства указывают на то, что дарительница могла быть не кем иным как матерью известного художника Михаила Васильевича Нестерова, в 1874 году отправившегося из родной Уфы покорять техническое училище в Москве, однако не выдержавшего экзамены и избравшего себе стезю живописца. Впрочем, это лишь смелое предположение, зато доподлинно известно другое: решение о передаче земли и дома на богоугодное дело принималось Марией Михайловной ответственно, и она даже советовалась на эту тему со своим душеприказчиком - присяжным поверенным Московской судебной палаты Петром Александровичем Вышеславцевым, отцом будущего русского философа, богослова и попутно эмигранта-антисоветчика Бориса Петровича Вышеславцева. Не сильно доверяя всевозможным фондам и товариществам вспоможения, Мария Михайловна поставила условие - в подаренном ею доме должен непременно располагаться приют для детей. В том же 1893 году было составлено завещание, в котором дом с участком отписывались в пользу "Общества попечения о неимущих и нуждающихся в защите детях в Москве", созданного ещё в 1876 году по инициативе князя Михаила Ивановича Хилкова (действительного статского советника и будущего министра путей сообщения Российской империи). А ещё год спустя, после смерти дарительницы, на принадлежавшем и переданном ею участке началось строительство небольшого двухэтажного дома будущего приюта на 50 человек с большим задним двором и участком. Благо, вместе с недвижимостью щедрая Мария Михайловна завещала обществу 32000 рублей капитала. Целое состояние по тем временам!
До этого денег у "Общества попечения о неимущих и нуждающихся в защите детях в Москве" было не так много, а потому появление собственного приюта стало важнейшим событием в его жизни. Если до того Общество и его подопечные ютились где придётся - на частных квартирах, подмосковных дачах и даже некоторое время в церкви Петра и Павла на Новой Басманной, то теперь его участники направили петицию Великой княгине Елисавете Феодоровне (супруге Великого князя Сергея Александровича Романова), и та милостиво взяла Общество под своё покровительство, а 20 декабря 1895 года даже приняла участие в торжественном освящении и открытии нового здания приюта на Щипке, построенного на бывшем участке Нестеровой.
О здании этом в отчёте Общества было написано так: "По внутренним качествам дом может удовлетворить самому строгому требованию. В верхнем этаже больших размеров рекреационный зал и рядом с ним гардеробная комната, отделяемые большим, во всю длину здания, коридором от помещающихся по противоположную сторону большой рабочей комнаты, двух классных и приемной. Размеры комнат, количество света и, в особенности, благодаря высоким потолкам и хорошей вентиляціи, обилие воздуха, как в этом этаже, так и в нижнем, не оставляют желать ничего лучшего. Верхний этаж, таким образом, представляет собою как бы школьную часть приюта.
В нижнем же этаже находятся спальня, состоящая из двух больших комнат, помещения для надзирательницы приюта и учительницы. Кроме того, имеется обширная столовая, а также больничка для детей со всеми принадлежностями для первоначальной помощи при легких заболеваниях. При этом имеется также удобное помещение для прислуги приюта, склады для дров, погреб для хранения провизии, а во дворе устроена отдельная прачечная. В числе прочих удобстве можно указать на проведенную воду и на имеющийся при доме не большой, но тенистый сад".
Надо заметить, что приюту Марии Михайловны повезло. С момента своего основания и до наших дней здесь звучат детские голоса. И хотя справа и слева к зданию примкнули жилые дома, само оно продолжает нести своё доброе дело - до недавнего времени в нём располагался детский сад №841, а теперь - дошкольное отделение школы №627, по сути, тот же детский сад.
А вот дореволюционных фотографий Нестеровского приюта в открытых источниках встретить трудно, поэтому мы решили сами восполнить этот пробел и опубликовать три редких снимка, датируемых предположительно 1895-1900 годами, то есть первыми годами работы приюта. Это снимки самого здания приюта, групповое фото первых воспитанников на фоне траурного портрета Александра III (умер в 1894 году) и спальной комнаты с кроватями. С расстояния наших дней, глядя на лица первых воспитанников приюта, трудно не процитировать трогательное стихотворение, взятое нами с сайта нынешней школы №627, располагающейся в тех же исторических стенах:
В Москве на улице «Щипок»
Стоит старинный теремок
Ему уже почти два века
А он и строен и высок.
Его в старинные года
Приютом детским называли
По всей Москве сирот-детей
В приют тот собирали
Наш дом 12 крепкий, теплый,
И в нем с утра полно ребят,
Внутри идет, кипит работа,
Живет и дышит Детский сад
Пускай мелькают лица, годы
Но для детей дом стал своим,
И, приютив сирот однажды,
Для очень многих стал родным.
#СтоялТамДом#МосковскиеЗаписки#РоссийскаяИмперия
Мне нравится
#ИзКниг
«Власть, правительство, война, закон, наказание и тысяча других вещей не имели соответствующих терминов на языке гуигнгнмов».
5 ноября 1715 года Гулливер, герой романа Джонатана Свифта, завершил свое последнее плавание, вернувшись, наконец, на родину из страны гуигнгнмов - расы разумных добрых лошадей, сумевших построить гуманное общество, не знавшее войн, лжи, подлости и измены. Первоначально, попав в страну обитания гуигнгнмов, Гуллиевр долго пытался найти хозяина этих удивительных лошадей, пока не понял, что животные живут самостоятельно согласно собственным мудрым и гуманным законам. При этом самого Гулливера обитатели гуигнгнмы сочли одним из "еху" - злобных человекообразных приматов, которые выполняли у гуигнгнмов тяжелую работу. В результате Гулливеру не без некоторого сожаления пришлось покинуть эту удивительную сказочную страну, управлявшуюся столь разумными и гуманными законами.
#Цитаты#Литература#Даты#Классика#Гулливер
«Власть, правительство, война, закон, наказание и тысяча других вещей не имели соответствующих терминов на языке гуигнгнмов».
5 ноября 1715 года Гулливер, герой романа Джонатана Свифта, завершил свое последнее плавание, вернувшись, наконец, на родину из страны гуигнгнмов - расы разумных добрых лошадей, сумевших построить гуманное общество, не знавшее войн, лжи, подлости и измены. Первоначально, попав в страну обитания гуигнгнмов, Гуллиевр долго пытался найти хозяина этих удивительных лошадей, пока не понял, что животные живут самостоятельно согласно собственным мудрым и гуманным законам. При этом самого Гулливера обитатели гуигнгнмы сочли одним из "еху" - злобных человекообразных приматов, которые выполняли у гуигнгнмов тяжелую работу. В результате Гулливеру не без некоторого сожаления пришлось покинуть эту удивительную сказочную страну, управлявшуюся столь разумными и гуманными законами.
#Цитаты#Литература#Даты#Классика#Гулливер
Мне нравится
#ИМЕНА
Это, вне всякого сомнения, был самый настоящий бунт. Слыханное ли дело - вчерашний камергер Ее Императорского Величества, далеко не последний человек при Дворе, генерал-поручик Петр Федорович Балк-Полев взял за обыкновение щеголять по Москве в круглой шляпе и либеральном платье французского кроя, запрещенных специальным указом нового императора Павла I. Более того, Балк-Полев едва не набил морду московскому обер-полицмейстеру заслуженному боевому генералу Фёдору Эртелю, пытавшемуся прилюдно сорвать с наглеца преступную шляпу.
Это была явная фронда и угроза общественному спокойствию, в результате чего против Балка-Полева было возбуждено уголовное дело, и в 1797 году он был лишен чинов и наград и отправлен в ссылку в свое имение во Владимирской области.
Справедливости ради надо сказать, что Балку-Полеву было отчего сердиться на императора. Наследник старинного рода, блестяще образованный, свободно владевший 10 языками, Пётр Балк-Полев получил ключи камергера от Екатерины Великой в неполные 18 лет, после того, как в 15 лет остался сиротой. Кстати, за 20 лет до этого отец Балка-Полева также был пожалован Екатериной титулом камергера, так что к этому семейству вполне можно отнести строчки из комедии "Горе от ума" А.С.Грибоедова: «Покойник был почтенный камергер. С ключом и сыну ключ умел доставить».
Однако с восшествием на престол Павла I судьба Балка-Полева дала трещину. Новый император затеял большую придворную чистку, уволив 14 из 26 камергеров, в том числе и Балка-Полева. Тогда же Павел издал ряд довольно абсурдных запретов, призванных пресечь подражание европейским, прежде всего, французским порядкам с их явным уклоном в вольнодумство. Под запрет попали не только книги и ноты на иностранных языках, но и вальс как символ распущенности, а также бакенбарды, панталоны, фраки, жилеты, высокие цилиндры и круглые шляпы. Вот как раз в такой шляпе “якобинского” покроя и щеголял по улицам Первопрестольной Петр Федорович, публично демонстрируя свое пренебрежительное отношение к запретам императора-самодура.
Впрочем, Павел I был отходчив. В нашей коллекции есть интересный документ: лаконичное распоряжение для Придворной конторы от 10 июня 1800 года, собственноручно написанное императором и гласящее: «Отставленного камергера Балка-Полева всемилостивейше повелеваем принять по прежнему в службу при дворе НАШЕМ». А в июле того же года Петр Балк-Полев стал одним из четырех оставшихся при императоре камердинеров. Почему Павел I внезапно сменил гнев на милость, неизвестно.
После восшествия на престол Александра I карьера Балка-Полева достигла и вовсе невиданных высот. Помимо звания камергера, он получил титул тайного советника, а весной 1815 года был назначен послом России в Португалии. Кстати, во многих справочниках и сегодня можно прочесть, будто Балк-Полев был первым российским послом в Бразилии, но это не так. Просто с 1807 года резиденция посольства России в Португалии вынужденно располагалась в Рио-де-Жанейро, куда от Наполеона бежал будущий король Португалии Жуан VI.
Впрочем, новые назначения никак не повлияли на вольнодумство Балка-Полева. Он водил дружбу с декабристами, а будучи послом отправлял на родину сочинения опального бразильского поэта Томаса Антониу Гонзага, осужденного на пожизненное заключение за участие в антиправительственном заговоре. Считается, что стихотворение «С португальского» Александра Пушкина было как раз вольным переводом одной из элегий Гонзага.
Можно вспомнить также загадочное путешествие в Бразилию в 1822-1824 году декабриста Дмитрия Завалишина, после которого его младший брат Ипполит доложил Николаю I о том, будто бы в Бразилии Дмитрий собирал крупные суммы денег на бунт в России.
Так или иначе, после событий на Сенатской площади в декабре 1825 года Балк-Полев был вызван в Петербург к императору для объяснений. Разговор завершился резко: Балк-Полев обвинил ииператора в нищенском содержании зарубежных посольств, бросил тому под ноги скомканные квитанции и покинул дворец. А заодно и придворную службу.
Остаток своих дней Петр Балк-Полев проживл в Москве, где водил дружбу с Пушкиным и Вяземским, и умер в 1849 году. Был похоронен в Знаменской церкви Московского Новоспасского монастыря.
#Автограф#ИзКоллекции#ИсторияРоссии#МаленькиеИстории#РоссийскаяИмперия#ИсторияДипломатии#Декабристы
Это, вне всякого сомнения, был самый настоящий бунт. Слыханное ли дело - вчерашний камергер Ее Императорского Величества, далеко не последний человек при Дворе, генерал-поручик Петр Федорович Балк-Полев взял за обыкновение щеголять по Москве в круглой шляпе и либеральном платье французского кроя, запрещенных специальным указом нового императора Павла I. Более того, Балк-Полев едва не набил морду московскому обер-полицмейстеру заслуженному боевому генералу Фёдору Эртелю, пытавшемуся прилюдно сорвать с наглеца преступную шляпу.
Это была явная фронда и угроза общественному спокойствию, в результате чего против Балка-Полева было возбуждено уголовное дело, и в 1797 году он был лишен чинов и наград и отправлен в ссылку в свое имение во Владимирской области.
Справедливости ради надо сказать, что Балку-Полеву было отчего сердиться на императора. Наследник старинного рода, блестяще образованный, свободно владевший 10 языками, Пётр Балк-Полев получил ключи камергера от Екатерины Великой в неполные 18 лет, после того, как в 15 лет остался сиротой. Кстати, за 20 лет до этого отец Балка-Полева также был пожалован Екатериной титулом камергера, так что к этому семейству вполне можно отнести строчки из комедии "Горе от ума" А.С.Грибоедова: «Покойник был почтенный камергер. С ключом и сыну ключ умел доставить».
Однако с восшествием на престол Павла I судьба Балка-Полева дала трещину. Новый император затеял большую придворную чистку, уволив 14 из 26 камергеров, в том числе и Балка-Полева. Тогда же Павел издал ряд довольно абсурдных запретов, призванных пресечь подражание европейским, прежде всего, французским порядкам с их явным уклоном в вольнодумство. Под запрет попали не только книги и ноты на иностранных языках, но и вальс как символ распущенности, а также бакенбарды, панталоны, фраки, жилеты, высокие цилиндры и круглые шляпы. Вот как раз в такой шляпе “якобинского” покроя и щеголял по улицам Первопрестольной Петр Федорович, публично демонстрируя свое пренебрежительное отношение к запретам императора-самодура.
Впрочем, Павел I был отходчив. В нашей коллекции есть интересный документ: лаконичное распоряжение для Придворной конторы от 10 июня 1800 года, собственноручно написанное императором и гласящее: «Отставленного камергера Балка-Полева всемилостивейше повелеваем принять по прежнему в службу при дворе НАШЕМ». А в июле того же года Петр Балк-Полев стал одним из четырех оставшихся при императоре камердинеров. Почему Павел I внезапно сменил гнев на милость, неизвестно.
После восшествия на престол Александра I карьера Балка-Полева достигла и вовсе невиданных высот. Помимо звания камергера, он получил титул тайного советника, а весной 1815 года был назначен послом России в Португалии. Кстати, во многих справочниках и сегодня можно прочесть, будто Балк-Полев был первым российским послом в Бразилии, но это не так. Просто с 1807 года резиденция посольства России в Португалии вынужденно располагалась в Рио-де-Жанейро, куда от Наполеона бежал будущий король Португалии Жуан VI.
Впрочем, новые назначения никак не повлияли на вольнодумство Балка-Полева. Он водил дружбу с декабристами, а будучи послом отправлял на родину сочинения опального бразильского поэта Томаса Антониу Гонзага, осужденного на пожизненное заключение за участие в антиправительственном заговоре. Считается, что стихотворение «С португальского» Александра Пушкина было как раз вольным переводом одной из элегий Гонзага.
Можно вспомнить также загадочное путешествие в Бразилию в 1822-1824 году декабриста Дмитрия Завалишина, после которого его младший брат Ипполит доложил Николаю I о том, будто бы в Бразилии Дмитрий собирал крупные суммы денег на бунт в России.
Так или иначе, после событий на Сенатской площади в декабре 1825 года Балк-Полев был вызван в Петербург к императору для объяснений. Разговор завершился резко: Балк-Полев обвинил ииператора в нищенском содержании зарубежных посольств, бросил тому под ноги скомканные квитанции и покинул дворец. А заодно и придворную службу.
Остаток своих дней Петр Балк-Полев проживл в Москве, где водил дружбу с Пушкиным и Вяземским, и умер в 1849 году. Был похоронен в Знаменской церкви Московского Новоспасского монастыря.
#Автограф#ИзКоллекции#ИсторияРоссии#МаленькиеИстории#РоссийскаяИмперия#ИсторияДипломатии#Декабристы
Мне нравится